— Я ей передам твои слова вместе с извинениями. Объясняй, как туда добраться.
— Не Фаон, не заблудишься…
Жаль, что мы так и не заказали клюквенный сок.
Он отправил еще одно сообщение.
— А это кому?
— Уточнение. Она будет ждать тебя на нулевом меридиане. Найдешь?
— Найду. Не Фаон.
Когда я встал, он велел мне снова сесть, что-то чиркнул на визитке и, протянув ее мне, сказал:
— Вот адрес. Там отчистят пятно от кофе. За час успеешь.
— Сказать, что от тебя?
— Не обязательно. Будет достаточно, если ты заплатишь.
Пятно обошлось дороже, чем кофе. За такие деньги на Фаоне можно купить новые штаны. Едва успевая к намеченному времени, я помчался в Гринвич-Парк. Топометр, встроенный в комлог, подсказывал, что нулевой меридиан должен быть где-то рядом. Поплутав по аллеям, которые напрочь отказывались следовать меридиану, я уперся в красное кирпичное здание с куполом. Всё говорило за то, что это и есть Старая Королевская Обсерватория. Обойдя здание, я оказался на смотровой площадке с видом на Собачий Остров с небоскребами, в одном из которых обосновалась контора Алистера. На брусчатке был ясно выведен нулевой меридиан. Жирная линия выходила из дверей Обсерватории и заканчивалась у ограждения. Джулия Чэпмэн расположилась в западном полушарии, в полсекунде от меридиана. Облокотившись на ограду, она смотрела на город. Я встал рядом.
— Здесь хорошо в конце октября, — сказала она.
— Здесь точно хорошо в третью неделю апреля, — ответил я, подразумевая, что ни в какую другую неделю апреля — да и всего года — я в Гринвич-Парке не бывал.
— Нет, именно в конце октября. Листвы на деревьях столько же, сколько на дорожках, аллеи превращаются в пестрые туннели, приятно бродить по ним, шуршать опавшей листвой…
— О, да! — сказал я.
Она сделала серьезное лицо. Когда она поджимала губы, они складывались в растянутую букву "М" — так дети рисуют рты медведям и вапролокам.
— Я звонила Рассвелу. Он сказал, что вы репортер.
— Это приговор?
— Нет, но из слов Алистера я поняла, что у вас несколько другая специальность.
— На Фаоне туго со специалистами, — стал повторять я выдуманное Алистером объяснение, — гражданам приходится осваивать несколько профессий. Пишу статьи о… да вот, сами убедитесь, — я отыскал в комлоге старый номер «Сектора Фаониссимо», который иногда предъявляю как доказательство мирного характера моей профессии.
Статья за моей подписью называлась «О размножении вапролоков в условиях неволи».
— Они разве размножаются в неволе? — удивилась Джулия.
— Нет. Именно это я и доказал: вапролоки в неволе не размножаются.
Она рассмеялась.
— Статью следовало назвать «О НЕразмножении вапролоков в неволе».
— Но тогда никто бы не стал читать.
— А так читают?
— Наверное…
Я предложил покинуть смотровую площадку и погулять по парку. В движении легче обнаружить хвост. Она согласилась. Мы обошли обсерваторию и двинулись на юг вдоль второй секунды восточной долготы. Так мы двигались, пока аллея, которой было наплевать на географию, не потянула нас на юго-восток.
— Какое чудесное совпадение, — вслух размышлял я, держа Джулию под руку, — что нулевой меридиан выходит прямо из дверей Обсерватории.
— Мир создан чудесными совпадениями, — вторила мне Джулия, — взять хотя бы кошку: надо же так совпасть, что дырки в ее шкуре находятся как раз в том месте, где у кошки глаза.
— Парадокс, — согласился я. — Понимают ли кошки, как им повезло? Впрочем, — продолжал я размышлять, — нулевой меридиан мог проходить через Гринвич-Парк и до того, как на нем построили Обсерваторию, а построили ее затем, чтобы придавить меридиан и не дать ему переползти к конкурентам.
— Ага, в Мендон, — весело поддакнула Джулия. — Это под Парижем.
Под толстенным тутовым деревом я осмелился напомнить:
— В кафе мы остановились на Мартине. Когда вы говорили о нем, я почувствовал в вашем голосе какое-то сожаление. То есть нет, сожаление чувствовалось скорее в паузах между словами, нежели в самих словах. По-моему, он вам нравится. У вас случайно не роман?
— Вы так спрашиваете, — отвечала она, обгоняя меня на шаг, — потому что в моем деле оказался замешан человек более-менее подходящий мне по возрасту и… как бы это сказать… по кругу интересов. Нет, романа между нами не случилось. Мартин мне действительно нравится. Талант не может не нравиться. Если кристаллозапись взял он, я стану убеждать себя, что у него были на то причины. Просто мне повезло меньше, чем той кошке…
Она произнесла это искренне, без обиды.
— Вас обвинили в краже и выгнали с работы. И это вы называете невезением?
— Не только это. Я думала о другом. Вам не кажется, что талант — это когда глаза там же где и дырки?
Я пожал плечами. Несколько шагов мы прошли молча, потом я сказал:
— Мне хотелось бы его увидеть.
— Я покажу вам снимки, — и она полезла в сумку за комлогом.
— Нет, — я придержал ее руку, — снимков недостаточно. Что если он побреется и пострижется? И наоборот, стоит мне один раз увидеть человека живьем — как он ведет себя, как говорит, как двигается, — то потом я его узнаю, даже если он сделает себе пластическую операцию и поменяет пол.
— Ладно, если вы считаете, что так надо… А потом вы как поступите? Возьмете у него интервью?
— Не обязательно, можно и просто рядом постоять. Но рано или поздно с ним придется поговорить. Рано или поздно я скажу ему, что хочу взять у него интервью. Впрочем, если к тому времени он будет продолжать думать, что я репортер, то он меня пошлет… пошлет туда, куда обычно посылают репортеров.
— А куда посылают репортеров? — с неподдельным интересом спросила Джулия.
— Когда станете знаменитым ученым, и не будет отбоя от желающих взять у вас интервью, я вам скажу. А пока — извините, корпоративная солидарность обязывает… — и я развел руками.
Мы дошли до пруда с утками и остановились. Джулия побросала птицам какие-то корки. Все говорят, что у меня голодный взгляд. Но я смотрел на уток, а не на корки.
— Хотите? — она протянула мне последнюю корку. — Как хотите…
Еда досталась жирному селезню с зеленым брюхом.
— Обиделись? — спросила она, вытряхивая из пакета крошки.
— Ну что вы! Из ваших рук — все что угодно. Алистер испортил мне аппетит холостяцким завтраком и дежурным ланчем. Кстати, что у вас на ужин?
— Боюсь, ничего достойного. Во всяком случае, не жареная утка. Скажите, тот пресловутый ДАГР или как бишь его — это действительно серьезно, или тогда у Алистера я зря подняла панику?
— На Земле — несерьезно, но в космосе они имеют влияние.
— На что? на космический вакуум?
