– Раэль… – произнесла Локки слабым голосом и закашлялась.
– Что? – дернулась Раэль, пробуждаясь от воспоминаний. – Тебе холодно?
– Нет, – с трудом ответила Локки. – Какой, к свиньям, холодно, у меня температура выше сорока. Очнись от своих кинобоевиков, дура.
– Извини, – поспешно подскочила к ней Раэль. – Тебе что-то нужно, солнце?
– Точно, – прохрипела Локки, красное, горячее лицо которой заливала испарина. – Сделай так, как я прошу… ОТРЕЖЬ МНЕ КРЫЛЬЯ.
Раэль на секунду показалось, будто подруга бредит.
– Что?!
– Что слышала, – бурный кашель на секунду заглушил слова. – Я хочу умереть человеком, а не ангелом. Отрежь их… пока я жива.
– Нет! – закричала Раэль. – Ты не умрешь, Локки! Ты не умрешь!!!
– Умру, – спокойно пообещала Локки. – И давай не спорь: у меня нет времени, чтобы тебя переубеждать. Просто сделай так, как я прошу. Ради Голоса, не надо так орать – здесь стенки фанерные, соседи услышат.
– Ты попадешь в Ад, – зарыдала Раэль, вырывая из головы клок волос.
– Вот и отлично, – хрипела Локки. – Осточертел мне твой Рай за пять тысяч лет. Не хочу там больше быть… не хочу никого видеть… свое дело я сделала, остальное мне по барабану… ну я тебя умоляю… ПОЖАЛУЙСТА.
С зареванным, опухшим лицом Раэль вернулась с кухни, держа в обеих руках табельный меч ангела возмездия. По привычке она везде возила его с собой, но в большей степени отточенное оружие употреблялось для шинковки салатов: пистолет при убийстве куда удобнее. Она без всякого усилия перевернула легкое тело Локки на живот, высвободила влажные, смявшиеся крылья. Почти невесомое нажатие меча – и левое крыло хрустнуло, как капустная кочерыжка, обдав ее лицо мелкими росинками крови: из лопатки торчал некрасивый красный огрызок. Еще одно четкое, профессиональное движение лезвием – на подушке осталось лежать второе крыло, беспомощно трепеща, как бы пытаясь вернуться к хозяйке.
– Интересно, – дергалась в кашле Локки, уткнувшись лицом в подушку, – почему так считается: если ангелу отрубить крылья, то он станет человеком?
– Ну, надо же как-то, – пожала плечами Раэль, вытирая сгустки крови, забрызгавшие лоб. – Иначе какие б еще варианты пришлось выдумать?
Вместо ответа Локки неожиданно перевернулась обратно на спину. Секунда – и она упруго вскочила на ноги. С неженской силой дернув оторопевшую Раэль за руку, Локки вырвала у нее меч. Рывком подняв его над собой, она со свистом рассекла клинком воздух. Глаза умирающей, устремленные в угол комнаты, наполнились страшной яростью. Насмерть перепуганная необычной переменой в поведении подруги, Раэль упала на четвереньки, и вовремя – над головой ее пронеслось серебряное лезвие. Перекатившись по полу в сторону от Локки, Раэль бросила взгляд в угол.
Там никого не было.
Изо рта Локки, откуда брызгала слюна вперемешку с кровью, неслись площадные ругательства, слова древнего языка, на котором они разговаривали в колонии ангелов, перемежались с русским матом. Удар меча – и дверца шкафа треснула надвое, одна половинка провалилась внутрь, другая – отлетела к окну. Зеркало разбилось, осыпав обеих подруг осколками. Занеся руку с мечом за спину, развернувшись с полуоборота и по-звериному рыча, Локки развалила серебряным лезвием стол. Хрипя, она с исступлением рубила его остатки – в стороны одна за другой полетели щепки от ножек. Меч еще несколько раз рассек воздух. С опозданием Раэль поняла, что Локки с кем-то ожесточенно сражается… но с тем, кого видит ТОЛЬКО она. Заходясь зловещим смехом, отражая выпады невидимого для Раэль врага, она вихрем металась по комнате, круша мебель в капусту. С потолка с грохотом и звоном свалилась поврежденная люстра, лопнул экран телевизора, развалился на части компьютер. Жилище наполнилось запахом дыма и свежесрезанного дерева. Размахнувшись, как кавалерист, Локки с ужасающим воплем рубанула прямо перед собой мечом, который глубоко вошел в половицу, – и неожиданно остановилась. Пару секунд она стояла прямо, держась за рукоять. Глаза ее закатились, с губ капала кровавая пена – и вдруг руки, крепко державшие меч, бессильно разжались. «Она умерла», – вонзилась отчаянная мысль в мозг Раэли, заставив ее захлебнуться слезами. Как бы в подтверждение этой мысли тело Локки, обмякшее, словно тряпичная кукла, нелепо взмахнув руками, упало рядом с ней. Голова девушки с размаху ударилась об пол, раздался треск шейных позвонков, ее глаза оставались открытыми. «Ей уже не больно», – подумала Раэль. Протянув руку, она ласково погладила мертвую подругу по раскинувшимся по полу светлым волосам. Она гладила ее долго, пока тело сохраняло тепло. С трудом поднявшись на одеревеневшие ноги, Раэль стащила с изуродованной, разрубленной кровати голубое одеяло и накрыла им труп.
Подойдя к стальному сейфу возле стены, Раэль открыла его дверцу нажатием потайной кнопки сбоку. Внутри, завернутый в бумагу, лежал пистолет со свежей масляной смазкой и тремя обоймами к нему. Отвинтив от оружия глушитель, она достала второй «хеклер и кох» – и провела с ним точно такую же манипуляцию. Зарядив оба пистолета, Раэль надела плащ со специальными карманами в рукавах рядом с локтями, куда заботливо пристегнула обоих «хеклеров». Оказавшись возле двери, она последний раз взглянула на недвижимое тело, накрытое одеялом. Порылась в кармане и выбросила прочь голубую пластиковую карточку.
Она еще не знала, куда ей идти. Но уже точно знала, что будет делать.
Глава 6
Знатная персона
(воскресенье, 21 час 40 минут)
Из угла, освещаемого лампами-«сосисками», доносилось нестройное, но мощное хоровое пение. Три человека сидели в обнимку на узкой цинковой кровати и, не обращая внимания на крутивших пальцами у виска обитателей бетонного коридора, дружно выводили:
И вновь продолжается бой,
и сердцу тревожно в груди.
И Ленин такой молодой,
и юный Октябрь впереди…
– А ты знаешь, Петрович, что эту самую песню прокурор Скуратов на той пленке пел, где он с двумя проститутками заснят? – орал на ухо старику мужик в измятом сером костюме, лицо которого сплошь заросло щетиной.
– Не знаю! – вопил старик в ответ. – Хто такой этот Скуратов? Где Владимир Ильич? Облобызать его желаю, батюшку… подать Ленина сюды!
– Нет здесь твоего Ленина, дедуль, – мелко хихикал третий, офицер в сером мундире с вырванными с «мясом» погонами. – Он уже давным-давно в Городе, куда и ты скоро отправишься, гы-гы-гы! Вот там и поцелуетесь.
Мимо троицы чередой проходили тысячи людей, занимавшие все новые и новые цинковые кровати, либо бесцельно бредущие куда-то в ярко освещенном белым светом пространстве. Старые и молодые, пьяные и трезвые, обгоревшие, полусгнившие – и свеженькие, в румянах и пудре, только что из похоронного бюро. В прекрасно сшитых вечерних платьях, индийских сари, африканских юбках из пальмовых листьев. Отравленные, умершие от сердечной недостаточности, разорванные львами, раздавленные стенами домов, утонувшие, задохнувшиеся, взорванные. Стеклянный от выпитого взгляд Меринова остановился на трех британских солдатах в дымящейся, закопченной форме элитного подразделения SAS: один из них держал в руках собственную голову. Товарищи хлопали его по плечу и озирались – они еще толком не поняли, где, собственно, находятся.
