Но Сузи ничего не говорила, а только бормотала про себя:
— Никогда больше не буду ворожить! Никогда!..
Минсэре — нет! просто Бертольф… Бертольф поставил на стол пустой бокал.
— Я не завзятый танцор, но я хотел бы пригласить вас, милая дама, на танец, — произнес он, вставая и весьма изящно при этом кланяясь. — Вы не откажете?
— Не откажу, — рассмеялась в ответ Валери. «Как я буду танцевать? — подумала она с веселым удивлением. — Я же совершенно пьяна!» — Только с одним условием: не называйте меня больше «милая дама». Я — Валери. Просто Валери.
Бертольф согласно кивнул, и она протянула ему руку. Прикосновение его было ледяным.
Валери чувствовала исходящий от Бертольфа холод даже сквозь плотную ткань жакета; что уж говорить о ее ладони, на которой лежала его рука. Но Валери никогда еще не испытывала такого странного ощущения. Ее бросало то в жар, то в холод, голова кружилась, хотя танец был медленным и плавным, и они не столько двигались, сколько стояли, овеваемые музыкой. Какая-то часть сознания Валери отмечала необычайность происходящего: «Что со мной? Я пьяна? С одного бокала?», но другая часть гнала эти ненужные сейчас мысли прочь: «Потом, потом… Мне так никогда не было хорошо…» Валери успокоилась и опустила голову на кажущееся таким надежным плечо Бертольфа. И она поняла, что не могильным холодом веет от него, а пьянящей вечерней прохладой.
— Мир людей не так уж плох, — прошептала она.
— Он хорош, потому что в нем есть ты, — тихо ответил Бертольф.
— Потому что в нем есть я, — повторила Валери. — И Сузи, — добавила она, — и ее Ханнес, и даже Антип Гоше, которого ты, помнишь, напугал, по телефону. — Она счастливо засмеялась. — Мир хорош, потому что в нем есть все мы, — закончила она, и Бертольф нежно прижал ее к себе.
— Только мы, — возразил он.
— Да, — согласилась она.
Музыка уже не звучала, но они продолжали стоять на опустевшей площадке посреди зала.
— Я тебя люблю, — сказал Бертольф.
— Неправда, — кокетливо возразила она. Ей так не хотелось отрываться от его теплого плеча.
— Посмотри на меня, — попросил он, и Валери подняла к нему счастливое лицо.
И когда она увидела его серые глаза, случилось то, что должно было случиться, если бы на месте Бертольфа был Винсент.
Их губы встретились и остались вместе.
Вот теперь на них с любопытством и интересом смотрел почти весь зал. Но для них не было в мире никого, кроме них двоих. Не было в мире ни стыдливости, ни удивления. Остались только их жаркие губы…
— Это невозможно, — твердила Сузи. — Этого не может быть…
— Чего? — не понял Ханнес. — Слушай, а кто этот парень?
— Это невозможно… Это абсолютно невозможно…
— Да чего такого? — пожимал плечами Ханнес. — Ну целуются, и что?
— Это чудо, баран! — рассмеялась Сузи. — Это обыкновенное настоящее чудо!
— Да где?!
— Тень! — показала Сузи. — Посмотри на тень!
Ханнес посмотрел вниз и раздельно произнес:
— Ни-че-го се-бе…
В ярком свете заливающих пустую площадку ламп рядом с густой тенью Валери наливалась чернотой поначалу совершенно невидимая тень минсэре Бертольфа.
А разве у призрака может быть тень?
Поэтому заклинаю вас, дети мои, никогда не покидать дом свой в сумерки и после захода солнца, когда силы зла властвуют на земле беспредельно.
Артур Конан Дойл. «Собака Баскервилей» [1]
Сузи придирчиво перебирала яблоки, откладывая те, что, на ее взгляд, не годились для варенья. Яблоки были очень мелкие, и работа больше напоминала переборку фасоли.
— Охота тебе время тратить на такую мелкоту? — спросила Магда. Она только что вошла в сад, и эти слова послужили заменой приветствию. — У тебя есть яблоки и покрупнее.
Сузи подняла взгляд от таза с яблоками.
— Это сорт «Регина де Корис», — сказала она. — Наилучший сорт для наилучшего яблочного варенья.
Магда с сомнением посмотрела на мелкие, размером с небольшую сливу, плоды.
— Ну, не знаю…
— А что тут знать? — проговорила Сузи, встряхивая таз. — Сорт старинный, давно известный, мне все соседки завидуют. Да и просто поесть — они очень вкусные. — Она зачерпнула пригоршню яблок и всыпала Магде в карман куртки.
Магда с сомнением взяла одно яблоко и неуверенно укусила. Против ожидания оно оказалось ничуть не жестким; медового вкуса.
— Но кажется мне, — продолжала Сузи, — что ты похвастаться пришла. Глаза-то горят. Ну говори, говори, как съездила, как отдохнула?
Магда заторопилась, выкладывая новости. Отпуск был сказочным, погода — волшебной, вода — чудесной; Магда накупалась и назагоралась на целый год вперед.
— Я тоже на недельку в Грецию собралась, — заметила Сузи. — Уже начинаю упаковывать чемоданы. Много чемоданов — целые горы!
Магда прекрасно знала, что Сузи обычно ездила к морю с одной-единственной сумкой, куда умещались и ее одежки, и одежки ее дочки.
— Лучше посмотри, что я в море нашла!
Она сдвинула рукав куртки и показала запястье, перехваченное золотым с виду браслетом, инкрустированным камнями.
Сузи выпрямилась, медленно вытерла руки о передник и дотронулась до браслета.
Магда сняла браслет и протянула Сузи.
— Он, наверное, жуть какой древний? Лежал там, в море, со времен, может быть, Александра или Клеопатры…
— Глупости, — пробормотала Сузи, вертя браслет в руках. — Ты не представляешь, как выглядит золото, когда веками лежит в воде. Хотя работа, верно, несовременная. И сардониксы на диво хороши.
— Ты думаешь, это золото? — усомнилась Магда. — Разве бывает такое золото?
— Какой-то сплав на основе золота, — сказала Сузи, поднося браслет к носу. — Я в этом плохо разбираюсь, но золота в этом браслете много.
— Да? — удивилась Магда. — Зачем ты его нюхаешь?
— Это талисман, — сказала Сузи. — Действительно очень древний и, мне кажется, довольно сильный.
— А ты можешь прочитать, что здесь написано? — Магда ткнула пальцем в один из камней, где было вырезано какое-то слово.
— Язык совершенно незнаком, — качнула головой Сузи. — Даже алфавит такой впервые вижу. Если хочешь, поищу как-нибудь на досуге.
— Поищи, пожалуйста, — попросила Магда. — А как ты думаешь, для чего этот талисман?
— Вероятно, оберег от болезней, — пожала плечами Сузи. — Сардоникс обычно для здоровья носили.
