— Когда именно девятого июля? Днем, вечером?
— Вечером. Часов в семь.
— Вы заранее условились об этой встрече?
— Нет. Мне сказали встретить, я встретил.
— Зачем встретить?
— Эти ребята привезли на трейлере товар. Лезвия «Шик», пятьсот упаковок. Я сел к ним в кабину и показал, где сгружать,
— То есть в кабине этот человек был не один?
— Точно, не один. Их было двое.
— Они были знакомы?
— Судя по разговору, знакомы.
— Имена их вы знаете?
— Они сказали, что их зовут Юра и Женя.
— Как назвался человек, стоящий сейчас перед вами?
— Он никак не назвался. Но я понял, что его зовут Женя.
— Знаете, как его фамилия?
— Не знаю. Я не интересовался.
— Что было после того, как вы выгрузили лезвия?
— Ничего. Я им дал деньги, и они уехали.
— Сколько денег вы им дали?
— Пятьдесят тысяч. По двадцать пять на брата.
— Кроме этой, у вас были еще встречи? С человеком, стоящим перед вами?
— Нет. Я видел его только раз. Тогда.
— Опишите внешние признаки, по которым вы опознали этого человека.
Аракелян потер ладонью щеку. Пожал плечами:
— Да узнал я его. Вот и все. Лицо у него то же самое. Глаза, волосы. Сам из себя он тот же. Что еще надо?
— Может быть, вспомните какие-то особые приметы? В чертах лица? В сложении? В других внешних признаках?
— Особые приметы... — Аракелян довольно долго молчал. — По-моему, наколка у него была на руке.
— Наколка, то есть татуировка?
— Да. Татуировка.
Рахманов посмотрел на Клюева, обе его руки были опущены.
— На какой руке была татуировка?
— Не помню. И что наколото было, не помню. Помню только место. Вот здесь. — Подняв руку, тронул место между большим и указательным пальцами. Рахманов сказал, обращаясь к Клюеву:
— Пожалуйста, поднимите руки.
Усмехнувшись, Клюев медленно поднял руки. Между большим и указательным пальцами левой руки была татуировка: чайка, летящая под солнечным полукругом. Рахманов спросил у Аракеляна:
— Та самая татуировка?
— Да. Узнал я эту наколку. Чайка на солнышке.
— Ясно. Вы свободны.
Подождав, пока Аракелян выйдет, Рахманов вместе с понятыми подписал протокол предъявления для опознания. Затем Саенко пригласил в комнату Азизова. Азизов тоже опознал Клюева. Подписав второй протокол, Рахманов вместе с Клюевым вернулся в свой кабинет. Сел за стол. Когда сел Клюев, сказал:
— Ну что, Клюев? Расскажете, как все было?
— Гражданин следователь, но я ведь все рассказал. Без утайки. А этих, которые тут что-то наплели, я в первый раз вижу.
— Так-таки в первый раз?
— Да. Ясно, они ведь меня раньше не видели. Особенно тот, первый. Наколку даже не мог описать.
Рахманов нарочно выдержал паузу, просматривая протокол.
— Клюев, попробую объяснить некоторые тонкости. То, каким образом была опознана татуировка на вашей левой руке, лишь подтверждает точность опознания. Опознающий видел вас довольно коротко. И вряд ли мог запомнить рисунок татуировки. Опознающий запомнил лишь, что у вас на руке татуировка. Вот если бы, допустим, он с предельной точностью описал рисунок, у следствия и суда могли возникнуть сомнения.
Клюев некоторое время молчал. Посмотрел в окно:
— Этих людей я не видел.
— В таком случае придется провести очную ставку.
— С кем это очную ставку?
— С теми, кто вас опознал. Вы готовы к очной ставке?
— Допустим, не готов. Что тогда?
— Все же увидеть их вам придется. В показаниях этих людей и в ваших есть серьезные противоречия. — Сняв трубку, Рахманов попросил привести в кабинет Аракеляна. После того, как тот сел, спросил:
— Скажите, Аракелян, вы знаете этого человека?
— Знаю, — бесстрастно подтвердил Аракелян.
— А вы, Клюев, знаете этого человека?
— Нет. Узнал только сегодня.
Оба сидели, не глядя друг на друга. Рахманов сказал:
— Получается, кто-то из вас дает ложные показания.
Клюев пожал плечами. Лицо Аракеляна выражало откровенную скуку. Рахманов прервал тишину:
— Значит, будем выяснять. Аракелян, чем вы можете подтвердить, что видели сидящего перед вами человека?
— Я могу подробно описать кабину, в которой он сидел. Того, второго, который с ним приехал. Их одежду. Все остальное.
— Если вам предъявят второго, вы сможете его опознать?
— Смогу. Так же, как и этого.
— Чем еще вы можете подтвердить, что знаете сидящего перед вами человека?
— Чем... Гражданин следователь, я ведь не только его видел. Я заплатил ему серьезные деньги. Двадцать пять тысяч. И доказать, что он был в Сухуми и общался со мной, мне раз плюнуть. Я его устроил в гостиницу. Нашу, сухумскую, «Тбилиси».
— Сами?
— Сам я его туда не возил. Но это подтвердит дежурная. Я купил ему билет СВ до Москвы. Можете допросить проводников. Наконец, я навел его на шабашников. Которые разобрали и оставили на свалке его машину.
Клюев посмотрел на Аракеляна в упор. Аракелян хмыкнул.
— Смотреть на меня не нужно. Колись, парень. Колись.
Клюев выдавил сквозь зубы:
— Сучара.
Аракелян недобро усмехнулся:
— Придет время, я тебе эту «сучару» в глотку вобью. Понял?
Клюев отвел глаза. Аракелян добавил:
— Учти на будущее: порченый товар в Сухуми возить не нужно. Там этого не любят.
Рахманов посмотрел на Клюева:
— То есть вы признаете, что видели этого человека?
Важный момент. Причем сейчас, на первых порах, сам Клюев может и не оценить важности признания в том, что он был в Сухуми. Впрочем, Клюев себя уже выдал. Довольно долго он сидел молча. Наконец сказал, не глядя на Аракеляна:
— Признаю.
— Точно признаете? Отказываться не будете?
— Признаю. Только врет он насчет двадцати пяти штук. Не давал он мне столько.
— Сколько же он вам дал?
— Штуку дал. Одну.
Ясно, Клюев всеми правдами и неправдами постарается отказаться от полученных в свое время двадцати пяти тысяч. Ведь в противном случае ему будет очень трудно отвести от себя обвинение в убийстве Дегтярева. Рахманов спросил спокойно:
— Аракелян, сколько вы дали этому человеку? Тысячу, как он говорит? Или двадцать пять тысяч?
Сейчас он понимал: что бы Клюев ни говорил, как бы ни занижал полученный «гонорар», факт, что Клюев и Шитиков пригнали трейлер в Сухуми, рано или поздно приведет к их полному изобличению. Неизбежно. Признание в знакомстве с Аракеляном практически означает признание и в остальном. Впрочем, сам Клюев может этого и не понимать.
Аракелян молчал, разглядывая потолок. Наконец усмехнулся:
