Юлька и Виталий терпеливо слушали не очень понятный им монолог.
— Да, да, — возбужденно говорил Второв, — я был прав, а Филипп неправ. Неожиданным поворотом в работе старика оказалось какое-то простейшее химическое воздействие. Интересно… Нет, она не взрывается, она превращает все в пыль, тонкую серебристую пыль, похожую на алюминиевый порошок. Да, простейшее химическое воздействие вызывает удивительную цепную реакцию. И нечего сюда приплетать кварк-нейтрино! У нас ведь нет в аналитичке нейтринной пушки, Виталий?
— У нас вообще ее нет, Александр Григорьевич.
— Вот видишь! — торжественно воскликнул Второв. — Она мне всю картину смазывала, и я никак не мог объяснить…
— Простите, Александр Григорьевич, нейтринная пушка есть у Плещенко. Она установлена на третьем этаже, как раз над нашей аналитической.
— Что? Что? Ты серьезно?
— Точно. Они недавно ее приобрели. Кварки — дело модное.
Второв облизал пересохшие губы.
— Хорошо, — сказал Второв. — Ты, Виталий, пойди в лабораторию Плещенко и узнай там, только осторожненько, работала ли у них нейтринная пушка. Если да, то могла ли она работать сегодня утром? Как фокусировался поток нейтрино и какова была его плотность? Понял? Потом придешь к Большому Скану. А я наберу материал и попытаюсь посмотреть его.
— Можно, я буду вам помогать? — попросил Юлька.
— Ты? Давай помогай!
— Что такое Скан? — спросил Юлька, насыпая в носовой платок тяжелую, как ртуть, пыль.
— Не надо так много. Для Скана достаточно ста граммов. Это большой сканирующий микроскоп с телевизором. Увеличение в миллионы раз. Дает теневое изображение объектов размером в десять — пятнадцать ангстрем.
— Молекулярные размеры?
— Да. Ну, пошли. Не знаю только, разрешат ли мне, опальному, работать на этом аппарате.
Второв передвигался медленно и тяжело. Он словно постарел. Его ничего не значащие фразы скрывали скорбь.
…Большой Скан помещался в маленькой темной комнате. Три стены, потолок и пол в ней были бархатистого черного цвета, четвертую стену занимал экран телевизора. В комнате стояло с десяток стульев. Вслед за Второвым и Юлькой сюда пришли другие сотрудники института. Среди них была и Зоя. Она подала Второву бумагу, тот прочел и подписал.
— Погодите, Зоенька, не уходите, — сказал Второв, — заявление отнесет кто-нибудь другой. А вы помогите нам провести этот образец.
— Вы не боитесь, Александр Григорьич? — спросил Юлька.
— Чего? — резко повернулся Второв.
— Что получится как с Фроловым?
— Нет, — ответил Второв. — До меня подобный образец на Большом Скане исследовал академик Кузовкин. Но у него вначале было слишком мало материала, а потом… стало слишком много, к сожалению, академик уже не мог его изучать. Так что я только повторяю опыт. А… впрочем, я бы не отказался посмотреть, как это происходит. Начали!
Зоя подошла к ящику и нажала кнопку. Под потолком вспыхнула сигнальная лампочка.
«Внимание!» — послышался откуда-то густой баритон.
Свет погас. Фиолетовый экран медленно бледнел, по нему запрыгали искры.
«Эталон. Пенопластик с кристаллами сернокислой меди», — снова послышался откуда-то из-за экрана голос.
— Превосходный объект в качестве эталона, — сказал Второв на ухо Юльке. — Множество структур на разных уровнях. И прозрачен к тому же.
Он еще что-то такое говорил и объяснял, чувствуя, что стоит ему замолчать, с ним начнется истерика.
На экране появился эталон — кусочек крохотной, с трудом различимой пленочки.
«Один к одному», — объяснил голос.
Пленка словно взорвалась и, разлетевшись в стороны, заняла весь экран.
«Сто», — сказал голос.
Изображение задержалось, и Юлька увидел ноздреватую, напоминающую пемзу, поверхность пластмассы.
Здесь когда-то клокотала горячая лава, лопались большие блестящие пузыри, со свистом и ревом вырывался газ. Но сейчас перед Юлькиными глазами на экране расстилалась мертвая равнина, усеянная круглыми ячейками, стенки которых отливали жирным блеском. Огромные кристаллы сернокислой меди застыли в прозрачной массе точно голубые льдинки.
«Тысяча». По экрану поплыли перекрывающие друг друга большие и малые пятна неправильной формы.
Наконец изображение замерло, и Юлька увидел множество маленьких темных и светлых точек.
«Микропористость».
— Микропористость, — повторил Второв и опять объяснил: — А это уровень коллоидной структуры. Видны мицеллы, даже самые маленькие.
Точки чуть-чуть увеличились, и Юльке показалось, что он видит тарелку с земляникой. Зернистые блестящие ягоды были плотно сжаты.
Голос опять что-то сказал, но Юлька не расслышал. Он был захвачен видением странного мира. Его потрясла неожиданная сложность, таинственность такой, казалось бы, очевидной и простой вещи, как тонкая пленочка полимера. Невообразимый и непередаваемый ландшафт разворачивался перед ним. Может быть, впервые за свою жизнь Юлька задумался, насколько удивителен мир, который его окружает, и как великолепен он сам, Юлька, могущий все это понять.
Ягоды в тарелке пришли в движение и упорхнули. После долгого мелькания световых пятен экран засветился ярким мерцающим светом. Внезапно кто-то выбросил большую гроздь бус, и она рассыпалась на голубом поле цветными горошинами. Изображение было нечетким, расплывчатым.
— Молекулярная структура, — пояснил Второв.
Юлька впился глазами в экран. Вот они, молекулы! Вечные, таинственные, невидимые… Добрался-таки до вас человек.
— Они живые?! — прошептал Юлька.
Бусины и горошины там впереди находились в непрестанном движении: свивались в змеиные кольца, сплетались и разбегались, создавая сумасшедшую пляску опалесцирующих лучей.
— Как бы живые, — ответил Второв. — Тепловое движение. Да и Большой Скан разогревает препарат… Зоя Николаевна, — громко сказал Второв, — поставьте нашу пыль, только начнем сразу с молекулярной структуры. Скан сейчас на нее настроен.
Экран погас, включилась красная лампочка, и было видно, как огромная тень Зои, сломанная на потолке пополам, медленно поползла в угол.
— Образец взят на месте бывшей аналитической комнаты, — глухо сказал Второв. — Радиоактивность нормальная, химанализ пока неизвестен.
Большой Скан, казалось, долго не мог настроиться на новый материал. Он несколько раз включался и гас. Присутствующие терпеливо ждали.
Вдруг аппарат весело загудел, и, прежде чем Юлька успел что-либо рассмотреть, раздался взволнованный голос Второва:
— Это ДНК! Классическая ДНК!
Теперь и Юлька различал извилистые темные очертания неведомых молекул. Трудно различимая спираль, напоминавшая узор на змеиной коже, вилась по экрану. Несколько минут все молча смотрели. Вздох прокатился по залу.
