Следователь, Демон и Колдун - Александр Н. Александров

– Артур закусил губу и уставился куда-то в пустоту. – Это ведь не только «Локсли»... Не только тогда... Я так цепляюсь за свою человечность, что, построив лестницу в небо, в итоге остался на земле.

- Может, у вас просто остались незаконченные дела, – неловко пошутил Фигаро. – Вот и шатаетесь тут призраком.

- Ха! Тогда бы это означало, что судьба существует, а мне противна сама эта мысль.

- Вы верите в свободу выбора? – Френн лукаво изогнул бровь. – Вы? Серьёзно?

- Нет. – Мерлин шумно вздохнул и дёрнул себя за бороду. – Чем больше я изучаю мир, вселенную, если хотите, тем меньше я вижу мест, где мог бы спрятаться такой зверь, как свобода воли.

- Значит, всё предопределено?

- И да, и нет. – Старый колдун скрестил руки на груди и ехидно взглянул на инквизитора. – Не понимаете, как такое возможно? Во вселенной ограниченное количество систем; в ней не бесконечное количество звёзд, планет и атомов, и все эти системы подчиняются неизменным правилам – можно назвать их для простоты законами физики. И что это значит? А то, что, поскольку количество систем ограниченно, а их поведение предсказуемо, то все судьбы всего живого и неживого были раз и навсегда определены в момент Большого Взрыва, прибиты гвоздями к самой сущности мира и неизменны. Однако есть проблема: хотя все траектории всех атомов во Вселенной уже определены, мы никогда не сможем их узнать и рассчитать, потому что вычислительная сложность этой проблемы превосходит все мыслимые и немыслимые пределы. Если я, к примеру, захочу узнать положения, которые через три минуты займут частицы воздуха в одном кубическом сантиметре этого самого воздуха у вас под носом, Френн, то у меня ничего не получится, даже если я сумею слепить всё вещество в нашем измерении в одну гигантскую вычислительную машину: она просто развалится от старости пока рассчитает хотя бы пару процентов от требуемого. А это, парадоксальным образом, значит, что определённое не предопределено, судьба неизвестна, а будущее, к счастью, туманно в любой отдельно взятый момент времени. Наши судьбы есть кромешный статистический хаос, и если бабочка взмахнёт крылом в восточном полуша... а, ну её к дьяволу, надоела эта бабочка... если вы, Фигаро, сейчас чхнёте, то, не исключено, что этот ваш чох через столетие вызовет шторм где-нибудь у берегов Аляски. А, может, погасит его, и вы спасёте несколько моряков на хлипкой посудине. Так что если Могущества и управляют нашими судьбами, мы никогда не увидим их липкие пальчики, перебирающие нити судьбы, а если так, то о чём волноваться?

- Да вы фаталист, оказывается! – Следователь усмехнулся, и пыхнул трубкой. – Вот уж не ожидал.

- Какой же это фатализм, если вы не в состоянии узнать будущее? Пф-ф-ф-ф! Вот если бы его узнали, и такой «о-о-о-о не-е-е-е-ет, как же я теперь буду жить, зная, что мне придётся убить этого симпатичного дракона!». Понимаете, если вы не в состоянии узнать свою судьбу, то это то же самое, что и её полное отсутствие. Как сказал кто-то из святых отцов древности: если бог есть, но он не отвечает на наши молитвы и никак не вмешивается в пути своего творения, то какая разница, есть он, или его нет? Этот святой отец, кстати, в конце жизни перестал быть святым отцом и неплохо проводил время с вином и гулящими девицами... – Он ненадолго замолчал, уставившись в потолок и задумчиво поглаживая бороду. – А ведь есть ещё и колдовство. И оно – я искренне в это верю – способно изменить судьбу человека и мира. Хоть понятную, хоть непонятную, хоть предопределённую, хоть нет. Колдовство преодолевает энтропию, нарушая законы термодинамики, а, значит, может всё. Мы сами теперь пишем в Книге Жизни, и, кто знает, может быть, однажды напишем такой сильный абзац, что все замрут в восхищении, и жизнь никогда больше не будет прежней...

- Пока что вы там написали только про Демона.

- Ох и хочется мне иногда приложить вас шаровой молнией, Френн. Но вы правы, совершенно правы, и вот мы здесь, на Дальней Хляби, морозим себе зады и спасаем мир... А что, хотите вернуться в Нижний Тудым? В своё кресло в инквизитории?

- Нет. Моё кресло в Тудыме уже изрядно скрипит, и я просидел в нём порядочную вмятину. Хватит. Лучше я стану местным инквизитором. Буду разъезжать по Хляби на огромном самоходном танке, нанося добро и причиняя справедливость. Я же из Оливковой Ветви, забыли?.. Чёрт, как же всё бесит. Проклятый эфирный шторм, проклятая аномалия, проклятая гора. Фигаро, идёмте на обзорную площадку, покурим.

Фигаро, в общем, не возражал: снаружи, на свежем воздухе, переносить эфирный штиль было легче. К тому же у подножья Рогатой горы мороз неожиданно спал, и теперь все наружные термометры показывали всего-то минус пять Цельсия. Это было приятно, но вот окружающие виды...

Следователь надеялся каждый день любоваться невероятными пейзажами, которые, конечно же, должны были открываться со склонов самой высокой из известных человеку гор, но... Как только отряд «Шипастых дубин» начал своё восхождение по обледенелым каменистым склонам, с горы спустился туман и укутал собой всё вокруг.

Туман этот явно имел неестественную природу; в эфире он выглядел как искрящийся сиреневый флер, сотканный из миллионов разноцветных огней. Огни никак не реагировали ни на людей, ни на их попытки колдовать, и, похоже, не являлись живыми существами, однако были так красивы, что наблюдать за ними можно было сколь угодно долго.

Вот только очень скоро даже простейшие заклятья перестали работать, и следователю с инквизитором осталось лишь хмуро рассматривать окутывающую всё вокруг молочную дымку. Туман не был особо плотным, но настолько однородным, что от него уставао зрение; через некоторое время начинало казаться, что никакого тумана на самом деле нет, а в глаза просто плеснули какой-то мерзкой алхимической дрянью вроде «Куриной слепоты», которой жандармы так любили разгонять «Легион Свободы», «Народный Глас» и прочих бездельников, столь щедро спонсируемых всякими заморскими махинаторами (впрочем, в последнее время Рейх с Британией, убедившись в удручающей неэффективности своей карманной оппозиции, сильно порезали бюджеты, и «Легион» с «Гласом» едва сводили концы с концами).

- Туман. – Френн выматерился и, щёлкнув маленькой серебряной зажигалкой с эмблемой «Шипастых Дубин» (он свистнул её в каюте командира Анны, завалившись как-то под вечер потрепать от скуки языком), глубоко затянулся ароматной самокруткой.

- Туман, – согласился следователь, – да только он