Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс

"Мерседес" медленно маневрировал на тесном пространстве, осторожно выруливая между тополями. Генка сказал:

– Мог бы и задним ходом выехать…

Вдруг Павел спохватился:

– Гена, а ты почему на равных с нами пьешь? Ты ж за рулем…

Генка беззаботно выхлебал полбутылки пива, проговорил:

– А щас Смертин приедет, он нас и развезет. Надо же напоследок попользоваться должностными привилегиями…

Павел тяжко вздохнул, сказал:

– Зря вы ввязались…

Димыч проворчал дружелюбно:

– А по уху?..

Павел пошарил в отделении сумочки, где у него лежали документы и записная книжка, извлек фотографию, протянул Димычу. Тот вгляделся, в наступающих сумерках, понимающе протянул:

– То самое распятье…

– Димыч, поскольку вас из-за меня из органов выгнать могут, я бы хотел компенсировать…

Генка встрепенулся:

– Что, еще кому координаты месторождения продать?

– Да нет, само распятье… Мне один знающий человек сказал, что на аукционе в Лондоне оно больших денег может стоить…

Димыч протянул:

– Ба-а… Паша, а ты совсем уже капитализировался. Художественные произведения за рубеж продаешь, так сказать, Родиной торгуешь…

– Ну, большевиков мне все равно не переплюнуть, – усмехнулся Павел.

– Это ж, такая находка, для любого музея… – раздумчиво протянул Димыч.

– Знаешь, Димыч! – Павел почему-то обозлился. – Пусть эта история останется для зажравшейся Европы, в которой гитлеровцы не особенно-то и зверствовали. Свои, всеж-таки, цивилизованные европейцы. Не то, что эти русские варвары… А моя история, всегда при мне. Мой дед девять месяцев в тюрьме просидел, только за то, что завхоза школы дураком обозвал. Он тогда директором школы в Урмане работал, как водится, засиживался на работе допоздна, а завхоз без спросу входил в его кабинет, и свет выключал. Ну, дед и рявкнул в сердцах, в очередной раз, ковыляя в темноте к выключателю… Ведь хлопнули бы, за просто так, да тут Ягоду шлепнули, ну и начали кое-кого выпускать для отмазки. Дед под руку и попался, даже в паритии восстановили… Так-то…

Они еще некоторое время сидели, попивали пиво, и молча думали, каждый о своем, пока не приехал Смертин.

Павел смотрел вслед отъехавшим машинам, когда краем глаза ухватил какое-то движение на стадионе; пацаны давно разошлись по домам. Он вгляделся – к галерее направлялась женская фигурка.

Павел пробормотал:

– Ба, неужели Люська?..

И тут сердце ухнуло вниз, он узнал Валерию. Она тихо, будто крадучись, взошла на галерею. Павел сидел, откинувшись на спинку стула, и разглядывал звезды, такие далекие и равнодушные. А ведь наверняка, где-нибудь, у дальней звезды, так же вот сидит мужчина, смотрит на звезды, и к нему пришла женщина, просить прощения.

Наконец, он все же нарушил затянувшееся молчание:

– У Герки узнала, где я работаю?

Она тихонько вскрикнула:

– Паша! Ну, прости меня, дуру! Надо было с самого начала тебе все рассказать…

– Чего так поздно пришла-то? Такси нынче дороги, в алмазах – только небо бывает…

– Да я сидела на лавочке, ждала, пока твои друзья уедут…

– Могла бы и подойти, сказать Димычу спасибо, за то, что он тебя от верной смерти спас. Степаныч тебе тоже, вместо ста тонн баксов, преподнес бы пулю на блюдечке с голубой каемочкой… Интеллигенция… Все еще верите в воровскую и бизнесменскую честь… – Павел замолчал, глядя в небо.

Она долго-долго стояла рядом, наконец, тихо выговорила:

– Самое ужасное, что ты, и правда, мой единственный мужчина…

Павел прошептал:

– Как представлю эту тупую, пузатую скотину… – и передернул плечами от омерзения.

Она медленно повернулась, и побрела прочь. А Павел долго еще сидел, запрокинув голову, и смотрел на звезды.