Всадник отвел руку для удара.
Тут сыщик спохватился, шарахнулся назад…
…и больно ударился затылком о спинку деревянного кресла. Не было больше ни луга, ни маков, ни всадника в белой одежде на белом коне.
– П-проклятье… – прошипел он, ощупывая быстро вздувшуюся шишку. – Вот вечно я так…
– Ну что? – нетерпеливо спросила Астаг. Она не отличалась особой сердобольностью, и стоны сыщика нисколько ее не взволновали. – Что видел? Рассказывай. Или повторим?
– Нет-нет, – поспешно возразил Ницан. – Вполне достаточно…
Он описал девушке видение. Астаг пренебрежительно махнула рукой:
– Очень простой сон. Пика с красным острием – символ опасности. Поскольку держит ее в руке человек в белом – опасность смертельная. Да еще белый конь – очень близкая опасность.
– У всадника очень запоминающаяся внешность… – задумчиво пробормотал Ницан. – Совсем не символичная. Такая… Конкретная… Но она проявилась на очень короткое время. Как раз перед тем, как он попытался ударить меня копьем.
– В таком случае, сон указывает на конкретного человека как на источник опасности…
– Смертельной… – подсказал Ницан.
– Смертельной опасности. Вполне возможно, покойный… как его звали?
– Шу-Суэн.
– Покойный Шу-Суэн знал этого человека.
– Не только Шу-Суэн, – заметил Ницан. – Ты говорила, что сны – наведенные. Значит, и тот, кто навел это сновидение, тоже должен был знать его.
– Необязательно, – возразила Астаг. – Ты уверен, что незнаком с этим человеком?
– При чем тут я? – Ницан непонимающе воззрился на девушку.
– А при том. Может быть, этот сон всего лишь отсылает сновидца к собственной памяти. Ну, как бы подсказывает: «Опасность исходит от хорошо тебе знакомого человека. Знакомого, но забытого».
– А вот это я попробую проверить, – заявил Ницан самоуверенно. – Есть у меня одна идея. Я ведь говорил тебе о воришке, который обчистил меня по дороге от вдовы Барроэс? Но ведь он и сам уснул под действием все тех же остатков наведенного сна. И значит, ему тоже что-то снилось.
Астаг пожала плечами.
– Попробуй, – сказала она с сомнением. – Может, что и получится… – она внимательно поглядела на сыщика и вдруг улыбнулась. – А ты хорошо выглядишь. Глаза не красные, лицо не опухшее. Мне даже кажется – в щетине твоей меньше седины. На твоем месте я бы не терял времени и немедленно отправился к Нурсаг. Или, если хочешь, я могу вызвать ее сюда.
Ницан поспешно ретировался.
Коммуникаторов Лугальбанда не любил. Ницан же не любил отправлять в самостоятельное путешествие собственных призрачных двойников. Иди знай – что им захочется учудить? А потом расхлебывай, объясняй, что не ты корчил рожи патрульным и не ты показал язык верховному жрецу на церемонии благословения Президента республики.
Поэтому, когда попытка соединиться со служебным коммуникатором не увенчалась успехом, Ницан отправился в полицейское управление сам. Рассказав своему другу о том, что удалось выяснить, он попросил позволить поговорить с арестованным воришкой. Лугальбанда поворчал по обыкновению, но отправился в следственную часть и вскоре вернулся оттуда с худосочным воришкой. Голем-охранник сопровождал их скорее для проформы: арестованный с таким ужасом взирал на огромного мага-эксперта с пышной бородой и в мрачной мантии, что Ницан не мог удержаться от смеха.
Лугальбанда грозно нахмурился, а воришка съежился и забился в дальний, наименее освещенный угол кабинета.
Ницан приветливо ему улыбнулся и спросил:
– Ты меня помнишь?
Воришка отвернулся и ничего не ответил.
– Тебя спросили о чем-то! – рявкнул Лугальбанда.
Воришка еще раз взглянул на Ницана.
– Так как – помнишь? – спросил сыщик. – Ты меня обчистил и тут же постарался удрать. Но почему-то не удрал. Уселся на обочине. Так?
– Ну.
– Ты ведь тогда уснул, верно?
– Ну.
– Вспомни, что тебе снилось.
– С ума сошел, что ли?
– Вспоминай, – вмешался Лугальбанда. – Зачтется как помощь следствию. Только без вранья!
Воришка тяжело задумался. Ему очень хотелось воспользоваться нежданно-негаданно свалившимся шансом. Но грозный вид мага-эксперта его изрядно пугал.
– Давай-давай, – нетерпеливо сказал Ницан. – Я тебе помогу. Ну-ка, закрой глаза!
– Зачем? – подозрительно спросил воришка.
– Закрывай, не бойся… А теперь вспоминай. С закрытыми глазами. Вот ты выскочил из кузова грузовика. Огляделся по сторонам. Заметил какого-то лоха, заснувшего прямо на придорожном камне. Так?
На лице воришки появилась хитроватая улыбка.
– Вот, – продолжал Ницан негромко, – воткнул ты у него бумажник. И рванул. После сел считать добычу. И…
Руки карманника, до того живо реагировавшие на слова сыщика энергичными движениями пальцев, замерли и бессильно повисли. Воришка засопел. Рот его приоткрылся.
Лугальбанда коротко хохотнул.
– Да ты его просто усыпил! – маг-эксперт покачал головой, от чего по бороде прошли неторопливые волны. – Ничего он тебе не расскажет.
– А ты не спеши, – уязвленно ответил Ницан. – Сейчас увидим. То есть, услышим. А может, и увидим, и услышим. Дай-ка мне… – он закрыл глаза и по памяти быстро перечислил: – Толченой коры дерева эц-самма, сушеной желчи рогатой лягушки, пару щепоток черного камня… – он открыл глаза и увидел, что Лугальбанда изумленно таращит глаза. – Ну? Чего ты стоишь? Мне нужно увидеть его сон, черт побери, а ты только время теряешь! Давай-давай, Лугаль, это же все должно быть в твоей лаборатории. Только не говори, что нет!
Лугальбанда нахмурился.
– Не вижу необходимости в кустарщине, – ворчливо бросил он, направляясь к затканной магическими символами ширме. – У меня снадобье всегда под рукой. Нет нужды все это каждый раз заново толочь в ступе. Тебе много?
– Минут на пятнадцать, – ответил Ницан. И невольно поежился. Сны – владения Нергала и Эрешкигаль, повелителей Страны мертвых. И вторжения туда, даже с благими намерениями, повелители Подземного мира очень не любят. Ницан это знал прекрасно – в некоторых своих прежних расследованиях ему доводилось и посмертное дознание проводить, и открывать взор покойника. Тяжелая процедура. Но… Сыщик тяжело вздохнул.
Видение карманника казалось точной копией уже виденного Ницаном сна, но копией бледной, местами – истончившейся настолько, что сквозь яркий зеленый луг словно просвечивал темный паркет полицейского управления.
Тем не менее Ницан мог с уверенностью сказать, что и здесь конь был белоснежным, одежды всадника – тоже, острие копья – красным, уздечка – черной.
Лицо же всадника было точно таким же, что и в копии, полученной от жрецов Нергала. И точно так же оно обрело конкретные черты лишь на несколько мгновений. И тогда же в голове Ницана прозвучало: «Я – Ошеа Бен-Апсу, Ошеа Бен-Апсу! Берегись меня…» Правда, слова казались растянутыми, а голос прерывался в двух местах.
