людей был. «Москвич» из гаража угнали, он от нас об этом узнал.
— Свидетели есть? Пальцы? — задал я первые главные вопросы.
— Пальцев нет. Вообще нет. Ни на руле, ни на рычаге переключения передач. На двери тоже нет. Зеркала эксперт тоже отработал. И боковое, и заднего вида. Все протерто. Личинка замка зажигания просто провернута.
Версия об умышленном убийстве уже не вызывала никаких сомнений.
— Свидетели!! — настойчиво напомнил я капитану.
— Свидетель есть. Женщина. Она там неподалеку квасом торгует. Так вот, видела она наезд сзади и сбоку. Метров, с сорока. Того, кто управлял машиной она не разглядела, но точно утверждает, что «Москвич» не тормозил. И я следов торможения тоже там не обнаружил, — капитан не крутил и не таился, в эти времена корпоративная солидарность еще чего-то стоила.
— Свидетельница допрошена? — поинтересовался я, указав взглядом на стопку бланков.
Следак молча выбрал нужный протокол и протянул его мне. Стараясь не отвлекаться на не покидающие разум тягостные мысли, я с особым тщанием принялся изучать показания Капитоновой Евдокии Дмитриевны. Справедливости ради стоило признать, что допрошена она была толково. Вряд ли она еще что-то сможет мне поведать дополнительно. Однако ее домашний адрес я постарался запомнить. Чтобы не напрягать совершающего сейчас должностной проступок следака, записывать я ничего не стал.
— Знаешь, кому дело отпишут? У вас в следствии кто-то специализируется на дорожных? — закинул я удочку, пытаясь застолбить тропинку.
— Знаю. На дорожных Пастухов сидит. Мужик нормальный. Но ты сам к нему не лезь, если что-то надо будет, ты сначала ко мне подойди, познакомлю.
Я благодарно пожал руку коллеге и попрощавшись тронулся на выход. Теперь надо было ехать в Волжский район, в универмаг «Светлана».
К вечеру, отработав всех, более или менее, доверенных сотрудниц Софьи, я окончательно уверился, что «Москвич» был направлен на нее рукой, которая обретается на мясокомбинате. Или в непосредственной к нему близости. Теперь надо сесть и не торопясь продумать все свои последующие шаги. И думать следует очень обстоятельно, ибо шаги эти, все до одного предусмотрены уголовным кодексом РСФСР. И санкции, по которым придется за них отвечать, если попадусь, суровы. Вплоть до высшей меры суровы.
Теперь надо ехать к отцу Софьи. Пока загружал себя интенсивной работой, было хоть и немного, но легче. Теперь же я вполне искренне сожалел, что это мое осознанное бытие не закончилось в том овраге среди обломков самолета.
Дверь мне открыла сонина тетка. Сейчас она не выглядела демоном революции. Передо мной стояла маленькая потерянная старушка. Было заметно, что она еще совсем недавно долго и сильно плакала. Глаза красные, а лицо, прежде сморщенное, было распухшим. Но Пана Борисовна все-таки была железная женщина, к моему приходу она уже держала себя в руках.
— Сережа пришел, — тусклым голосом произнесла она вглубь квартиры. — Проходи! — Левенштейн пропустила меня в коридор и не закрыв входной двери двинулась в зал. — Ты не разувайся, — не оборачиваясь произнесла она.
Закрыв дверь, я все-же разулся и направился следом. В комнате, за тем самым столом, который еще совсем недавно, недели две-три назад, был полон яств, сидел Лев Борисович. На столе стояла ополовиненная бутылка водки, две стопки и тарелка с нетронутыми бутербродами. И полная пепельница окурков «Беломора». А еще стоял портрет Софьи. На нем не было черной полосы. Видимо, ни отец, ни тетка так и не решились ее прикрепить. Им наверное как и мне не хотелось верить, что еще сегодняшним утром, молодая, здоровая и красивая Соня, сейчас уже не живая. И, что она никогда теперь не придет, не засмеется, и не обнимет их. И меня она тоже уже не обнимет.
Пана Борисовна поставила передо мной стопку, а профессор, вытащив из коробки папиросу и, по-мужицки смяв мундштук, прикурил ее. Глубоко затянувшись и выпустив клуб дыма, он разлил водку, и никого не ожидая, одним глотком молча выпил.
Проглотив содержимое своей склянки, я тут же налил себе еще. Выпил и только после этого начал говорить. Я рассказал им все. И по мере того, как я избавлялся от царапающих душу слов, становилось немного легче. Нет, горя не убавилось и чувство вины перед сидящими передо мной людьми тоже никуда не делось. И застывшая улыбка Сони по-прежнему была перед глазами. Однако свинцовой тяжести на душе убавилось.
— Уходи! — глухо выдохнул вцепившийся обеими руками в стол Лишневский.
Пана Борисовна сидела застывшим божком и казалось, что она ничего не слышит. Было непонятно, а слышала ли она то, что я говорил. Я встал из-за стола, молча вышел в коридор и обувшись, затворил за собой дверь.
От дома сонькиного отца я шел, не видя и не разбирая дороги. С неосознанным удивлением и впервые за последние несколько часов ощущая внутри себя какое-то облегчение. Понимая, что своим рассказом я нажил себе справедливо ненавидящих меня кровных врагов, я ничуть не сожалел о содеянном. В душе появилось ощущение, будто я только-что испил немалую свою часть из горькой чаши расплаты. Оставшуюся горечь придется допивать все отпущенное мне время. Теперь оставалось не самое трудное, хоть и не менее важное. Нужно было найти и покарать убийц моей Сони.
Оглядевшись, я развернулся и зашагал на остановку общественного транспорта. Можно было особо не торопиться, мой друг Нагаев сегодня дежурит до завтрашнего утра.
Разговаривать в стенах РОВД я не стал и вызвал своего, теперь самого близкого, человека на улицу.
— Я все понял, Серега! И я готов! — Вова согласился с моими доводами сразу. — Только зачем нам Локтионов? У тебя же есть Толик. Тем более, что он уже проверенный и давно в этой теме! Мало будет Еникеева, можно Мишу привлечь, он тоже себя неплохо показал.
На первый дилетантский взгляд, мой друг и напарник был прав. Но, только на первый. На самом деле, я понимал, что другом сейчас движет комплекс подчиненного. Не хотелось ему идти на преступление со своим начальником. На тяжкое преступление. Сеанс психологии сейчас был неуместен, объяснять другу его неправоту нужно было на уровне колбасных обрезков. Быстро и аргументированно. И о настоящей проверке на вшивость мой товарищ имеет пока еще очень наивное представление..
— Как силовое обеспечение, согласен. Но, Вова, ты просто подумай, что будет, если что-то выйдет из-под контроля и нас прихватят? Вероятность того, что поплывет Локтионов существенно меньше. Он знает нашу кухню и расколоть его, в отличие от Толика и Миши, хрен получится. Да и кто там есть, чтобы смогли расколоть старшего опера областного Угла? Пусть, даже и бывшего? И потом, ты не забывай, что Михалыч
