— Нет. Плевать мне на них. Лучше скажите, может, причина их нападений на Дину не сексуальная?
— Обижаете, Елена Михайловна. Какой-нибудь уголовник ещё мог бы меня обмануть. Ни разу не получалось, но я допускаю, что такое могло быть. А эти — абсолютно исключено!
— Спасибо, Юрий Николаевич. А не поможете мне найти двух людей?
— Диктуйте их данные, попробую поискать.
Минуты две я слушала по телефону, как он сосредоточенно стучит по клавиатуре компьютера и что-то неразборчиво бормочет себе под нос. Наконец, заговорил.
— С одним всё просто, — сообщил майор Нежный. — Парень выехал на ПМЖ в Новую Зеландию. ПМЖ — это постоянное место жительства.
— Я знаю. Его там можно найти?
— Почему нет? За деньги можно всё, или почти всё. Обращайтесь в новозеландскую полицию или к тамошним частным детективам, какие проблемы?
— Ладно, а со вторым что? С бывшим театральным реквизитором.
— Его нет.
— В смысле, он умер?
— В смысле, он и не жил никогда. Нет, не потому, что ‘разве это жизнь?’.
— А номер паспорта? А ИНН?
— Паспорт краденый. ИНН фальшивый. Чтобы понять, как это получилось, нужно проводить отдельное расследование. Вам это важно?
— Нет. Юрий Николаевич, почему куда я не сунусь, там обязательно какая-то уголовщина?
Вопрос был риторическим, но Нежный на него ответил.
— На то есть две причины. Во-первых, вся наша жизнь пронизана уголовщиной, хотя большинство старается этого не замечать.
— А что во-вторых?
— Во-вторых, вы ведьма и дочь уголовника Кареты, поэтому неудивительно, что ваша жизнь пронизана уголовщиной ещё сильнее, чем у среднего обывателя.
Мне ничего не оставалось, как попрощаться и прервать связь. Разговор с Нежным меня немного расстроил. Если на Дину нападают только потому, что она ведёт более разнообразную половую жизнь, чем это хочется её кавалерам, то вряд ли она замешана в историю с Кариной и Светланой. Выходит, что совпадение по времени ночного визита к Карине и начало нападений на Дину — действительно, просто случайное совпадение, и ничего больше.
С другой стороны, бухгалтера не верят в случайные совпадения, да и ведьмы — тоже. Или чей-то умысел, или проявление воли Высших Сил. Может, несмотря на то, что её пытались избить за разврат, всё-таки именно она подвезла Светлану? И пообещала ей, что никому не расскажет. Потому и растерялась, когда я её об этом спросила. Ведь если не она, то кто? Разве много женщин ездит по ночному городу, да ещё и в одиночестве?
— Вы со мной согласны, Елена Михайловна? — вырвал меня из пучины бесплодных размышлений Бубновый?
— Угу, — поддержал его Мешок. — Всё ты правильно говоришь.
— Заткнись! Я Елену Михайловну спрашиваю, а не тебя, болван!
— А она тебя не слушает, и правильно делает.
— Извини, Бубновый. Я погрузилась в транс и слышала только Высшие Силы. Повтори, пожалуйста, что ты мне говорил.
— А что вам сказали Высшие Силы?
— Что мы все умрём. А то я без них этого не знала!
— Сейчас? — испуганно поинтересовался Юра.
— Вот сроков как раз и не назвали, а ведь это самое важное. Ладно, не зря ж я попросила у отца телохранителей. С такими, как вы, можно никого не бояться.
— Спасибо, конечно, — Бубновый аж покраснел от удовольствия. — Но мы не так и хороши в этом деле, я бы на нас особо не надеялся. Особенно против Высших Сил, — он перевёл взгляд вверх и перекрестился.
— Вот же болван, — вздохнул Мешок. — Она тебе лапшу вешает, а ты уши подставляешь. Лучше бы по сторонам смотрел. У нас чёрный ‘Жук’ на хвосте, а ты его в упор не видишь.
Мы все оглянулись, но никакого ‘хвоста’ не увидели — за нами вообще никто не ехал, ни одной машины.
— Где ‘Жук’? — возопил Бубновый. — Нет никакого ‘Жука’!
— Есть. Ты что, совсем слепой?
— Да где же?
— Вон, на заднем стекле, — заржал Мешок.
— Кретин, — буркнул Бубновый и замолчал, возмущённо поджав губы.
— Дядя Бубновый, не сердитесь, — попросил Юра. — Жучка я уже выпустил в окошко, а вы повторите, пожалуйста, для тёти Лены то, что сейчас говорили. Это, наверно, важные вещи.
— Понял, Мешок? Я важные вещи сказал! Не то, что некоторые! Даже малец это понял.
— Угу. Всё ты правильно говоришь, — убеждённо согласился Мешок.
— Тьфу на тебя! Дурачок!
— Зато тачку водить умею, — ухмыльнулся наш шофёр. — Не то, что некоторые.
— Не обращайте на него внимания, Елена Михайловна! Я вот что говорил. Этот Юр Николаич, которому вы звонили, наверно, майор Нежный?
— Он, — кивнула я. — А что это меняет?
— Нежный — очень вредный мент. Но честный.
— Честных ментов не бывает, — возразил Мешок.
— Ну, значит, он — самый честный из ментов. Ещё ни разу кого-нибудь из наших не посадил совсем ни за что, и даже на допросах не врёт. И против адвокатов никогда не возражает. Других таких у нас в городе нет.
— Как это — совсем ни за что? — не поняла я.
— Вот смотрите, Елена Михайловна. Раскрывает он дело, и выходит на ребят, которые, например, взяли банк. Им не отвертеться, их сам Мелентий уже не спасёт. И тогда на них вешают ещё что-нибудь, какой-то ювелирный магазин, или там машину инкассаторов. Ментам выгодно, они закрывают висяк, а братве по барабану, срок тот же. Понимаете? Такое Нежный делает, а вот чтобы от балды кого-то взять, и заставить признаться — это уже не к нему. Не то, что другие менты.
— Хочешь сказать, что в целом он порядочный человек?
— Вот именно. А ещё он спец классный. На допросе его не обманет ни свидетель, ни подозреваемый. Или во всём признается, или Нежный будет знать, что ему лапшу вешают.
— И что?
— А то! Если он говорит, что та баба из Анапы торчала безвылазно в Анапе, значит, так оно всё и было. Какому-то другому менту могли мозги заморочить, а Нежному — ни в жизнь. Согласны со мной, Елена Михайловна?
— Нет, Бубновый. В профессионализме майора Нежного даже не сомневаюсь, но думаю, что баба из Анапы, как ты её называешь, в тот день была здесь. Я ещё не выяснила, как ей это удалось, Высшие Силы не хотят мне подсказывать, но если бы я поговорила со стариком Авдеичем, который раньше в театре работал, наверно, смогла бы это доказать. Если старик, конечно, не в маразме.
За разговорами я не смотрела по сторонам, а вот Юра был более внимательным.
— Мы едем не туда! — возопил он. — Тётя Лена, заколдуйте их поскорее!
— Мы едем как раз туда, — возразил Мешок. — Туда, куда надо Елене Михайловне.
— Ты что, везёшь её к нему? — теперь возопил уже Бубновый. — Она же не наша! Пусть она хоть сто раз дочь Кареты, но не наша! А за мальца я вообще уже молчу. Сын Мэрского!