Борегард отпил маленький глоток чаю и кивнул.
— Если тут замешаны Ирландия и динамит, подобные мелочи, как надлежащие правовые процедуры и ордера на обыск, обычно идут коту под хвост. Так почему на сцене не появился Лестрейд с дюжиной полисменов и не перерыл этот дом снизу доверху?
— Это не так-то просто.
— Именно так просто, Чарльз. И ты это знаешь.
— Должен тебе сказать, что твой соотечественник меня не слишком интересовал.
Кейт едва не рассмеялась:
— «Мой соотечественник»! Я думаю, ты не стал бы возражать, если бы я начала регулярно называть Черную Бороду, Чарли Писа, Джонатана Вайлда[35] и Бэрка и Хэара «твоими соотечественниками».
— Извини. А Бэрк и Хэар[36] были ирландцами.
— Я верю в гомруль для народа Ирландии, и Египта, и Индии, коли на то пошло. Интерес Маунтмейна к своей родной стране состоит в замене бестолкового и несправедливого правления Англии чудовищной и тиранической властью Деклана Маунтмейна. Ты читал его памфлеты? Он возводит свой род к ирландским магам-королям, кем бы они ни были. Если он когда-нибудь доживет до семидесятипятилетия, то отпразднует его, вырывая еще бьющиеся сердца у девственниц Уиклоу.[37] Как бы противен мне ни был Юнион Джек, Вики хотя бы не настаивает, чтобы ее министры резали людям глотки в Букингемском дворце. Во всяком случае, со времен Палмерстона.
— Тебе не случилось сегодня утром проходить мимо городского дома Маунтмейна в костюме, позаимствованном у бродяги?
Глаза Кейт округлились:
— С чего ты это взял?
— Просто заметил кое-что уголком глаза.
— Что ты собираешься делать с этим своим проклятым камнем?
Борегард задумался.
— Я тут подумал, что мог бы попытаться тоже украсть его.
Кейт улыбнулась, прищурив глаза под очками. Она куда привлекательнее, чем принято считать, подумалось ему. Лицо, которое делает красивым характер (и ум), куда лучше того, чья красота — заслуга природы (и косметики).
— Вот это отличная идея! Чарльз, меня всегда восхищали твои редкие попытки заняться воровством. Даже не думай ввязаться в такую авантюру без меня.
— Кейт, ты же знаешь, что это совершенно невозможно.
— Тогда почему ты упомянул об этом? Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы думать, что я просто помашу тебе платочком на прощание и предоставлю храбро заняться своим делом, а сама всю ночь напролет буду дрожать за твою жизнь. Будь уверен, Чарльз, тот юнец, которого ты видел, — не первый труп, который отыщется в непосредственной близости от Деклана Маунтмейна.
Он мог сдаться сейчас или мог проспорить целый день и сдаться к вечернему чаепитию. А мог уступить теперь и сказать Кейт, что ограбление намечено на завтрашнюю ночь, а потом попытаться проделать это сегодня же.
— Кстати говоря, — заметила она, — если ты раздумываешь, не сказать ли мне, что ты не собираешься лезть в тот дом сегодня ночью, так я тебе не поверю.
— Хорошо, Кейт. Ты можешь пойти со мной. Но в дом ты не полезешь. Ты будешь ждать снаружи, чтобы предупредить меня о любой опасности. Свистом.
— Мы обсудим детали, когда до них дойдет дело.
— Нет, теперь. Кейт, обещай мне.
Она сморщила нос и смотрела куда угодно, только не на него.
— Обещаю, — сказала Кейт. — Я буду на стреме.
Он поднял чашку, и она чокнулась с ним своей.
— За кражу, — сказала она, — и за погибель мерзавцев всех национальностей!
Условившись с Кейт встретиться позже, Борегард взял кеб до Челси. Он хотел нанести визит одному из своих ближайших соседей по Чейни-Уок.[38] Он был не слишком сведущ в оккультизме и хотел узнать о нем побольше, прежде чем соваться в логово Маунтмейна.
Сэр Томас Карнаки, прославленный «охотник за привидениями», пригласил Борегарда в свою уютную гостиную.
— Прошу прощения, что помешал вам.
У Карнаки в гостях был похожий на актера мужчина. Хозяин отмахнулся от его извинений.
— Мы с Машеном просто болтали. Вы, несомненно, знакомы с его последним трудом.
Борегард не знал такого автора.
— Рад познакомиться с вами, мистер Борегард, — сказал Машен, протягивая костлявую руку. В его речи слышался валлийский акцент, смягченный жизнью в Лондоне.
— Я пришел порасспросить вас о предмете, имеющем отношение к вашей сфере деятельности.
— Возможно, Машен тоже сумеет помочь, — заметил Карнаки.
Щеголеватый маленький человечек предложил Борегарду бренди, от которого тот отказался. Он хотел сохранить голову ясной для ночного дела.
— Вы слышали про Камень Семи Звезд?
Карнаки и Машен ничего не ответили, но переглянулись, демонстрируя характерное поведение людей, которых вынуждают ступить на зыбкую почву.
— Вижу, что слышали. Думаю, вам известно о том, что его недавно обнаружили внутри мумии?
— Я сомневался в его подлинности, сказал Машен, — Это подделка.
— Профессор Трелони убежден, что камень подлинный, — сообщил Борегард Машену. — Он, безусловно, столь же древний, как и мумия. Три тысячи лет.
— Что просто означает, что это древняя подделка. Имитация предмета, который, вероятно, никогда не существовал.
— Конечно, существует проклятие, — вставил Карнаки.
— Разумеется, — согласился Борегард.
— Можно даже сказать, проклятие проклятий.
— Трелони упоминал про казни египетские.
— Лягушки, саранча, чирьи, кровь, мошкара и так далее, — нараспев перечислил Машен.
— Кровь уже была здесь.
— Я думаю, едва ли нам нужно бояться казней египетских. Фараон, в конце концов, держал израильтян в рабстве. В нашей империи все свободны.
Карнаки, сияя, прихлебывал свой бренди. Для него этот разговор был чем-то вроде настольной игры. Он гордился тем, что никогда не волнуется.
— Это ошибка — слепо принимать Исход[39] за истину, — отметил Машен. — В египетских документах мало что говорится о племенах израильтян. А записи о казнях почти вовсе удалены оттуда. Конечно, египтяне верили, что если забыть вещь или человека, то они перестанут существовать. Стереть казни из истории означало как бы предотвратить их в ретроспективе.
Борегарду подумалось, не мог ли Маунтмейн счесть себя этаким ирландским Моисеем. Он решил назвать имя.
— Вы знаете Деклана Маунтмейна?
Какой бы бурной ни была реакция на это имя Кейт, Карнаки и Машен превзошли ее. Охотник за привидениями поперхнулся, выплюнув бренди обратно в стакан, а тонкие губы Машена сжались в нитку от злости и отвращения.
— Это ведь один из ваших собратьев по оккультизму, не так ли? — не без хитрости подсказал Борегард.
