неохотно добавил Лютер.
Он помнил горькую обиду, когда впервые наткнулся на упругую преграду, не пускающую его в храм: точно невидимая ладонь, отталкивающая заблудшую отцу, которой отныне нет спасения. Приглашения войти в божий дом он не получил, как ни пытался: молитвы, просьбы, а после — торг и угрозы, остались без ответа, хотя тишина — тоже ответ.
С методичностью и упорством исследователя он пытался войти в церкви и соборы, мечети и синагоги, забирался в заброшенные монастыри на вершине гор, и однажды спустился в часовню, затопленную на морском дне. Тонкие лучи пробивались сквозь бирюзовую толщу воды, из разбитого витража выпорхнула серебристая стайка рыб, а разверстый проем без дверей порос бахромой водорослей, плавно перебирающих бурыми пальцами. Результат был один — в гости его не пускали.
Так что Лютер не верил в помощь высших сил, любезно одаривших Рокси сверхспособностями. Нет, здесь что-то другое, и он обязательно выяснит — что.
— Моя очередь, — напомнил он. — Что все же произошло между тобой и Крисом? Почему вы расстались?
Рокси насупилась и отвернулась к окну.
— Я жду, — поторопил Лютер, когда пауза затянулась.
— Я не хочу говорить об этом, — отрезала она.
— А как же уговор?
Рокси молчала, но он увидел, что ее щеки порозовели. Похоже, между ней и прыгучим засранцем произошло нечто постыдно интимное, о чем дама стесняется рассказать.
— Как насчет правда или желание? — предложил он альтернативу.
К черту все. Почувствовать вкус ее губ, тепло дыхания, ее язык в своем рту и ускоряющийся стук сердца… Она так и осталась в майке и бесстыжих шортах, лишь накинула сверху длинный кардиган, который мог бы сойти за пальто. Голые коленки призывно торчали из-под грубой кофты, и Лютеру до зубовного скрежета хотелось прикоснуться к теплой золотистой коже. Он готов был отдать за это все свои секреты.
— Нет, — отказалась Рокси. — Хватит с меня на сегодня правды. Эту бы переварить.
Лютер вздохнул и сжал руль сильнее. Потрогал языком клыки, едва умещающиеся во рту.
Наверное, так даже лучше. Во-первых, будет очень плохо, если его потом снова накроет голодом. А во-вторых, ему отчего-то было важно, чтобы Рокси хотела поцеловать его сама. Как тогда, в первый раз, когда она к нему потянулась. Такая сонная, теплая, нежная…
— Куда мы едем? — поинтересовалась она, повернувшись к нему.
Лютер поправил солнечные очки и ответил:
— К твоему отцу.
Рокси наотрез отказалась идти к человеку, который был ее биологическим отцом.
— Это пустое, — сердито бросила она, и сейчас Лютер думал, что его Цветочница права.
Человек, открывший дверь, оказался пустым как старая пивная бутылка, которая слегка подванивала и была немного липкой, но на ее мутноватой поверхности остались смазанные отпечатки воспоминаний — они-то и были нужны Лютеру.
— Проходите, — суетливо позволил мужчина, посторонившись. — Анна Медоу… Пятнадцать лет назад — а как сейчас…
Он был весь какой-то высохший, с клочковатыми волосами и редкой порослью на подбородке, и Лютер слегка недоумевал, как у такого человека могла родиться красавица-дочь. А в том, что Дерек Тосси был простым человеком, сомнений не оставалось: его сердце билось слегка дергано, а за похмельной завесой скрывался запах обычного тела.
Корделия, соседка миссис Медоу, описывала его как опасного байкера, но старая кожанка с черепом висела на вешалке в углу, почти погребенная под потертой ветровкой и пуховиком с надписью «чистим-моем».
— Меня копы тогда хорошо трясли, — сказал Дерек Тосси. — Но алиби было железное. Я в больничке лежал. А если ты, агент Фосберг, думаешь на меня свой свежак повесить, то тоже не выйдет. — Он осклабил желтые зубы. — В участке я был, всю ночь. Выпил лишка, а вот оно как вышло — не лишним.
— Расскажите про Анну Медоу, — попросил Лютер.
Раз уж отец — явно не тот, от кого Рокси унаследовала свои незаурядные способности, то хорошо бы разузнать побольше о матери. Из обрывочных воспоминаний папаши он уяснил, что Анна была женщиной красивой, легкой на подъем и не особо ответственной матерью.
— Девчонку бабка воспитывала, — сказал Дерек, облизнув иссохшие губы. — Мы молодые были, ветер в голове, а бабуля такая — ух, — он сжал руку в кулак. — И прививки, и занятия, книжки всякие, танцы.
— Почему вы не поддерживаете отношения с дочерью? — поинтересовался Лютер.
Мужик неопределенно пожал плечами.
— Это тебе бабка пожаловалась? Она, ведьма, и ее подружка-кошелка такая же... Вечно подзуживали Анну меня бросить… Что я могу дать своей дочке, скажи?
Лютер не знал на это ответа. Вот Рокси могла бы дать Дереку очень многое, но вряд ли он этого заслуживает, раз уж сам от нее отказался.
— А вы не заметили чего-нибудь странного? — поинтересовался Лютер. — Перед гибелью Анны. Она не знакомилась с кем-то новым? В ее поведении не появилось что-нибудь необычное.
Взгляд потухших глаз Дерека вильнул в сторону. Они были светло-карего цвета, как и у Рокси, но если у нее сияли, как два солнышка, то у ее папаши это был сильно разбавленный чай.
— Ничего такого, — скупо обронил он. — Да разве уже упомнишь. Столько лет…
— А кажется, как вчера, — напомнил Лютер. — Что случилось перед смертью Анны?
— Мы поссорились, — признался Дерек. — Но если ты думаешь, что я мог бы ее убить, то ошибаешься. Да я бы лучше себе горло перерезал! Любил я ее. А больше никого. Как ее не стало — словно свет выключили.
И больше не включили.
— Из-за чего была ссора? — спросил Лютер.
— Не твое дело, — огрызнулся он вдруг. — Все, проваливай.
Он вскочил к Лютеру, точно намереваясь вытолкать его из халупы своей впалой грудью, — все равно как если бы старой подвыпившей чайке вздумалось атаковать утес.
— Что произошло между вами? — повторил вопрос Лютер.
Дерек Тосси усмехнулся, и на миг в его оплывших чертах мелькнул тот, кем он был когда-то: обаятельный, полный жизни мужчина.
— В постели Анна была горяча, — мечтательно произнес
