– Ой ты, яблочко наливное, весёлое, разбитное! С какой яблоньки скользнуло, во чьи рученьки нырнуло? Кто тебя в ладонях держал, над тобой перегаром дышал? Как на море-окияне, как на острове Буяне да камне Алатырь лежит старая псалтирь, кто её читает – всё на свете знает. Вот и я тебя спрошу, на краешке положу, да ты и не падай – ответом порадуй!
Это то, что я успел записать себе в блокнот. Редкий случай, кстати. Обычно моя домохозяйка бормочет что-то полунеразборчивое себе под нос, абсолютно не задаваясь вопросом о том, что стихотворно-фольклорное творчество надо собирать по крупицам, беречь и лелеять.
Так в своё время говорила моя потерянная невеста. И хоть воспоминания о ней уже почти не ранили моё сердце, но в памяти ещё жили наши разговоры, телефонные звонки, редкие встречи. Останься я там, в современной Москве, всё могло бы быть иначе, мы могли бы…
– Никитка, ты о чём призадумался-то? – строго вернула меня к реальности Яга. – Куды рот раззявил? Ворон во время экспертизного чародейства ловить? Пиши давай!
Я нервно сглотнул и вновь схватился за карандаш. А ядовитое яблоко повисло над краем стола, словно на невидимой ниточке, и вертелось, как уж на сковороде, вереща препротивнейшим голоском:
– Ничего не знаю, не виноватое я, меня подставили! Нет у вас таких прав, чтоб задержанных пыткам подвергать!
– А разве мы его пытаем? – удивился я.
– Нет, что ты, соколик, – искренне возмутилась бабка. – Тока собираемся…
– В смысле? – Я оторвался от блокнота.
– Да щас его на тёрке натру, с ржаной мукой смешаю, шариков налеплю да и разбросаю по углам в сарае, крыс травить.
– Не посмеете! Я, может, иностранно подданный фрукт, у вас из-за меня международный скандал будет!
– Вася, тёрку подай.
На арену медленно и торжественно, словно палач на церемонии обезглавливания какого-нибудь английского короля, вышел бабкин кот, держа на вытянутых лапках обыкновенную кухонную тёрку.
Яблоко мигом сменило тон.
– Росло на ветке, в церковном саду отца Папуасия, деревня Хмелёвка, что под Охлобыстинкой, три версты не доезжая до Опупеловки, – зачастил наглый фрукт, не дожидаясь наших вопросов. – Сорвано и продано на базаре в Лукошкине вместе с пятью сородичами. Против собственной воли подвержено иглоукалыванию с ядовитым насыщением. Сверху всё из себя расчудесное, тока укуси, а на деле всё нутро гнилое, и гибну само от яда злодейского, как лютик под пятой орды шамаханской!
– Без поэзии можно? – поправил я. – Уточните, кто именно вас купил? Кто начинил вас ядом и было ли дано вам какое-то конкретно-определённое задание по причинению максимального вреда сотруднику милиции, находящемуся при исполнении?
– Я только половину поняло, – после секундного размышления решилось яблоко. – Чтоб мне сухофруктом в компот попасть, огрызком клянусь, что ничего личного супротив милиции не имею! А зачем меня дураку-юродивому в руки сунули, тем паче не ведаю. Нас не по его душу ядом накачивали…
– А по чью? – грозно фыркнула бабка. – Уж не курочки ли мои бедные твоему хозяину бессовестному где дорогу перешли, зёрнышко отняли, в тощий зад клюнули…
– Какие курочки? – на миг запнулось яблоко. – Чё-то я не в теме совсем…
– Хохлаточка, Марфочка, Репка, Соплюшка, Кокетница, Поганка, Софочка…
– Э-э! Бабушка, как вас там, вы что думаете, что, если вы их по именам назовёте, я их в лицо вспомню?! – упёрся болтливый фрукт. – Говорю же вам, ни о каких курах знать ничего не знаю! Нас вон на постояльца твоего фартового готовили. Достал он тут кое-кого…
– И кого же?
– Сказало бы, да имя больно труднопроизносимое. Хозяин загодя предупредил, что ежели только про Коще… – Яблоко поперхнулось, закашлялось и прямо на наших глазах стало вянуть, сжиматься, сохнуть, трескаться, так что меньше чем через минуту на стол упал комок мокрой вонючей слизи, мало чем похожий на бывшего наливного красавца…
– Никитушка, а ты прав был, надо бы нам программу защиты свидетелей как-то сообразить, – задумчиво резюмировала Баба-яга и пошла за тряпкой.
Я же дважды подчеркнул в блокноте последнее слово несчастного. Итак, опять гражданин Бессмертный? Давно не виделись, ещё бы столько не встречаться. Я отложил блокнот и пересел ближе к окну. Мысли крутились вокруг чего-то важного…
Во дворе безмятежно болтали трое дежурных стрельцов, ещё двое стояли на страже у ворот, Еремеева видно не было. Митя, надеюсь, справляется с охраной Гришечки.
Троица женихов пока может быть предоставлена самой себе, им уж никто не угрожает, если только по пьяному делу в кабаке на затрещины не наткнутся.
По идее надо бы обо всём доложиться Гороху, но у меня в голове пока никаким боком не связывались два покушения на мою жизнь, кража меча-кладенца и отпечаток…
О! Надо же, о нём-то я совсем позабыл!
– Бабуль, а что у нас по поводу того отпечатка свиного копыта, что я видел в царском подвале?
– Думаю покуда… – уклончиво ответила моя домохозяйка.
– Ладно. Нам бы ещё надо с государем переговорить. Выяснить, какая сейчас обстановка на его территории. И ещё вы обещали царевну Марьяну нейтрализовать.
– Чего?! – вспыхнула стыдливым румянцем бабка. – Нет… лизо… лизовать я у ей ничего не буду! И по молодости такой срамотой не маялась, а уж в седые годы так подавно не оскоромлюсь!
– Да я не в том смысле…
– Молчи, охальник! Ещё раз такое мне предложишь, я ить не посмотрю, что тебя сам царь сюда квартировать поставил, – такого пинка коленом дам, отсель до дворца шаха персидского лететь будешь, безобразник!
С большим трудом мне удалось успокоить Ягу, сто раз объясняя, что в слове «нейтрализовать» никаких неприличных смыслов нет, по определению не заложено. Хорошо ещё наша эксперт-криминалистка натура вспыльчивая, но отходчивая и почти всегда склонная к примирению сторон. Просто какие-то современные словечки ей приходится по пять раз растолковывать, пока поймёт. Да что там, помню, выразился разок о Горохе, в смысле, что мне «удалось склонить его к компромиссу». Вы не поверите, она нас с ним неделю во всех содомских грехах подозревала! Ладно, проехали…
– Никитушка, соколик, ты б отошёл от окошечка-то. Не дай бог, какая зараза тебя случайно углядит, а?
– Бабуль, вы уж честно скажите, чего боитесь…
– Я боюсь? Кто, я?! Да ты ещё мамкину титьку не бросил, когда я уже с такими-и… с богатырями, царевичами, королевичами один на один выходила! И всех, всех к ногтю ставила! – грудью попёрла на меня Яга, но как-то не очень уверенно.
– Вы боитесь, потому что не знаете, как отравленное яблоко дважды попало в дом. Думаете, в следующий раз отравленным может оказаться что угодно: и щи, и каша?
