Методом исключения я добрался до Челси. Я знал, что ей можно доверять, но захочет ли она рисковать? Кажется, в половине случаев, когда я с ней заговаривал, мне от нее требовались услуги. Впрочем, я напрасно теряю время. Чем гадать, согласится Челси или нет, проще спросить. Если откажется, придумаем другой план… Хотя пока никакие гениальные идеи в голову не забредают.
— Кофе будешь? — спросила Челси.
— А какой у тебя?
— Погоди, дай вспомнить… Есть «паризьен потпурри», гавайский «макадами»… Кажется, еще осталось чуточку «венгерского мятного».
— Боже! Да разве это кофе? Это жуткие мутации горячего шоколада. Они заслуживают названия «чернобыльское какао»! Неужели нет старого доброго черного?
— Увы. Зато есть старый добрый «эрл-грей».
Чай? Да за кого она меня принимает?
— Гм-м… Нет, спасибо, чая не надо. Лучше кофе. Любой. На твое усмотрение.
Челси ушла в кухню и крикнула оттуда:
— Рада, что заглянул. Ты просил позвонить, извини, что не смогла. Меня не было дома. Уезжала на два дня по делам.
— По делам? Интересно. — Я был готов поспорить, что для меня последние два дня были гораздо богаче событиями, чем для нее, если, конечно, не относить к событиям торговлю газетами и просмотр скандальных ток-шоу. Я ломал голову, что ей можно, а чего нельзя знать о случившемся после нашего расставания в клубе «Фуксия Фламинго». Пожалуй, Челси заслуживает кое-каких объяснений. Ведь, что ни говори, я жду от нее большой услуги.
— Ты не против имбиря?
— Красивое имя. Но мне всегда больше нравилось Мэри-Энн.
Челси высунула голову из кухни:
— Я не о девушке, а о пряности… олух.
— А-а… Ну, даже не знаю. Я не особый поклонник китайской кухни.
Она вернулась с двумя дымящимися чашками.
— Вот, попробуй, и если можно, без предубеждения.
Я взял чашку и поднес к губам. Запах, как в гостиной старой дамы. Я пригубил. Гадость!
— Ух ты! Вкусно. — Я только что проглотил больше сахара, чем мой организм привык получать за месяц, и не сомневался, что после второго глотка меня хватит кондрашка. Я поставил чашку на край стола.
— Так что же в этой шкатулке?
Последние несколько минут металлическая шкатулка лежала у меня на коленях. Челси, предложив мне. войти, взглянула на нее с любопытством, и сейчас ей не терпелось начать допрос с пристрастием. Я был приятно удивлен, что она так долго продержалась.
— Составная картинка-загадка.
— Должно быть, большая загадка.
Я поднял шкатулку и окинул взглядом.
— Это улика по делу, которым я сейчас занимаюсь.
Челси поднесла чашку к губам и, вдыхая сахарные пары, спросила:
— По тому самому делу, на котором ты заработал шишку?
— Угу.
Челси эффектно пригубила коричневого сиропа.
И зачем ты ее сюда приволок? Знаешь, Тэкс, у меня такое чувство, будто ты хочешь меня о чем-то попросить.
Женская интуиция, черт бы ее побрал! А заодно и самих женщин, они вечно опережают меня на корпус.
Я опустил шкатулку и нервно поправил галстук.
— Ну, раз ты сама об этом заговорила…
Я рассказал ей, что выследил парня, который стащил шкатулку. Дескать, парень струхнул и бросил ее, но скоро попробует найти.
— Так в чем же проблема? Он ее украл. Скажи ему, что не получит.
— Не все так просто. У этого парня было… У него много крутых друзей. Если не верну шкатулку, они меня в порошок сотрут.
— И поэтому ты решил оставить ее здесь?
Внезапно я понял, что прошу слишком много.
Челси это сулило такие неприятности, что я — даже я! — маленько нервничал.
— Нет… забудь. Я… найду, где спрятать.
Челси смотрела на меня точь-в-точь, как когда-то моя матушка. Да, с тех пор, как она умерла, ни одна женщина на меня так не глядела. У меня вмиг отлегло от сердца, и вдобавок я здорово поглупел.
— Тэкс, я буду только рада помочь. Я знаю: просто так, без крайней необходимости, ты бы ко мне не пришел. Ты упрямый и эгоистичный ублюдок, но у тебя есть одна хорошая черта: очень не любишь перекладывать свою ношу на чужие плечи.
Она пересела ко мне на подлокотник мягкого кресла и забрала шкатулку с моих колен.
— Я ее сохраню до твоего возвращения. Хорошо? — Челси поставила ее на край стола. — Больше ничего не желаю о ней слышать.
У меня камень свалился с души, но я чувствовал, что надо рассказать побольше. Она должна знать, во что впутывается.
— Челси, послушай меня. Эти ребята очень влиятельны. Они, конечно, не в курсе, что я сейчас здесь, но вполне возможно, захотят тебя проверить. А у меня дел невпроворот, и мне не совсем нравится мысль, что тебе придется выкручиваться в одиночку.
Будь на месте Челси другая женщина, ее бы, наверно, возмутила столь трогательная забота, но Челси, кажется, была даже польщена. Она наклонилась вперед и положила гладкие прохладные ладони на мои небритые щеки.
— Тэкс, я уже вполне взрослая, однако не стану лгать, что мне неприятна твоя забота.
Мягкие влажные губы прижались к моим губам. Я ответил на поцелуй.
Когда я уходил, меня еще грыз червь сомнения: может, все-таки не надо было оставлять шкатулку? Правда, Челси уверяла, что спрячет ее в надежном месте и никому на свете даже словечка не скажет. Что ж, оставалось только довериться ей, и все-таки я чувствовал себя последним мерзавцем.
Итак, первый этап завершен. Я сделал ставку и готов пойти главной картой.
Двое федов на углу прикуривали от одной зажигалки. Я вылез из спидера и двинулся прямиком к ним.
Добрый вечер, джентльмены!
Они вмиг оторвались от своего занятия и уставились на меня, как на фанатичного святошу, раздающего религиозные листовки.
Это я! Мерфи! Тот самый парень, которого вы поджидаете.
Несколько секунд эти идиоты стояли с разинутыми ртами, затем одновременно пришли в движение. Один схватил меня за левую руку, другой — за правую.
— Ух ты! Поймали!.. Ладно, ладно, сдаюсь. Меня даже не подвели, а подтащили к спидеру, что стоял на противоположной стороне улицы, втолкнули на заднее сиденье, затем один устроился рядом, а второй плюхнулся за штурвал и врубил тягу. Я повернул голову направо, к каменной физиономии аэнбешника, и растянул рот до ушей.
— Куда летим?
— Пожалуйста, мистер Мерфи, располагайтесь поудобнее. Вы курите?
Я кивнул.
— Как насчет «Ната Шермана»?
— А, Нат Шерман, всемирный табачник! Спасибо, я люблю Ната Шермана.
Я наклонился вперед и взял сигарету из портсигара агента АНБ. Тот щелкнул зажигалкой и дал мне прикурить. Я откинулся на спинку кресла и, наполняя легкие дымом «Ната Шермана», присмотрелся к своему визави. Безупречно выглаженный темно-синий костюм, вишневый галстук, накрахмаленная белая сорочка, волевое лицо, короткая стрижка и суровый взгляд. Когда он тоже откинулся на спинку кресла, я заметил красные, как бургундское вино, подтяжки — они великолепно шли к блестящим набойкам на каблуках. Нет, мне определенно не нравился этот субъект.
