здесь. Сам Демон был занят; он уничтожал мир, и, похоже, все его силы и внимание были сейчас сосредоточены на этом увлекательном занятии.
У Фигаро камень упал с души.
Демон не пытался его атаковать. Он явно не ожидал, что кто-то сумеет проникнуть в его обитель на краю небытия, но даже не это было самым прекрасным: у Демона, как, собственно, почти у всех призванных Других, в его мире имелось тело. Обычное, или пусть даже не слишком, но тело.
Его можно было уничтожить.
Его можно было убить.
Арсенал, предоставленный Фигаро Артуром-Зигфридом Медичи мог уничтожить это существо, наверное, миллионом различных способов. Он мог изобрести в процессе ещё столько же вариантов уничтожения своей цели. Он, в конце концов, мог использовать наработки Кроули, и сделать так, что сама память о Демоне была бы стёрта с лица мироздания.
Фигаро оставалось только отдать приказ.
«Чего же ты ждёшь?»
Следователь с трудом проглотил ставший поперёк горла ком, и нервно дёрнул себя за запонку, в которой бился, клокотал маленький карманный Армагеддон.
О нет, он отнюдь не наслаждался ни самим моментом, ни осознанием его значимости. Ему не было страшно; Фигаро понимал, что оружие вложенное ему в руки Артуром сравняет Демона с пустотой в считанные секунды. Дело было в другом.
Витражи на окнах: молодой Мерлин в библиотеке, Моргана с косичками…
Свет, что, казалось, застрял в витражах навечно, точно комар в янтаре.
«Что произойдёт, если Демон будет уничтожен? Что случится с Артуром и остальными?»
Перед началом операции Фигаро так и не удалось добиться от старого Мерлина прямого ответа на этот вопрос, но он понимал это и так. Квадриптих жил долго, очень долго. Все они – Моргана, Артур, были аномалией в той же мере, в которой аномалией был Демон и его Договор. И их время давным-давно вышло.
«Если Демон сейчас будет уничтожен, то Артур умрёт. И никакой Орб его не спасёт. Остальные трое тоже погибнут. Исчезнет Демон, и закончит свой земной путь Квадриптих»
Он яростно помотал головой, сжимая кулаки.
«И что с того? Каждый из них уже прожил столько, сколько ни жил, наверно, ни один человек на земле. Дьявол, да даже Лёгкие вампиры не жили столько, хотя бы потому, что их создали уже после появления Квадриптиха. У Артура, у Морганы, да у всех у них за спиной по десять-двенадцать полноценных человеческих жизней. Они уже отжили своё»
- Это не мне решать, – пробормотал Фигаро, – уж точно не мне.
«Прости, ты идиот? Извиняюсь, конечно, за грубый тон, но если ты забыл, то там, в твоём мире, сейчас происходит конец света. И только уничтожив Демона ты можешь его остановить. Да, это классическая Проблема Вагонетки, о которой так любит рассуждать Артур: жизни четверых против жизней двух миллиардов. Простейшая математика»
- Я отказываюсь принимать подобные решения.
«Ну, хорошо, святой ты наш, хренов бессребреник, который вот-вот угробит столько людей, сколько тебе не пересчитать за всю свою жизнь, давай посмотрим на происходящее с другой стороны: Артур знал о том, чем всё закончится, посылая тебя сюда? Конечно. И Моргана знала. И Альхазред с Хаттабом. Они же, в отличие от тебя, не полоумные кретины. У тебя карт-бланш на любые действия в их отношении, потому что решение принимал не ты. Его принял Артур»
- А мне наплевать, ясно? И если Артур решил самоубиться моими руками, то пусть он катится к дьяволу.
«Ага. Ага. Вот оно что. Ты не боишься их убить; в отсутствии храбрости я тебя обвинить не могу. Ты храбрый малый, хотя, конечно, не сержант Кувалда и даже не инквизитор Френн. Ты не хочешь принимать решение. Хочешь остаться белым и пушистым. Нарисовать картину, но не запачкать манжеты. Сделать омлет, но не разбивать яйца. Забраться на ёлку и не ободрать штаны. И рыбку съесть...»
- Заткнись.
«А, и ещё одно: извини, кстати. Я тут немного ошибся. Что, кстати, не удивительно, поскольку, будучи голосом разума, я, увы, всё ещё голос твоего разума. Видишь ли, в данной конкретной ситуации Проблема Вагонетки только кажущаяся. В классической Проблема Вагонетки ты, делая выбор, всё равно спасаешь некоторое количество человек; если точнее, от одного, до икс плюс. А тут помрут все, понимаешь? И все люди в мире, и Квадриптих, когда Демон до них доберётся, а потом, когда он, сделав свою грязную работу, вернётся в свою скромную обитель, тебе тоже настанет каюк. Или даже не так: вот будет хохма, если Демон вернётся, ты его грохнешь всеми этими бирюльками Артура, и в итоге останешься здесь навсегда. Хотя, конечно, это «навсегда» вряд ли будет долгим, поскольку тут нет ни пищи, ни воды, но намучаешься ты нормально так. И морально тоже, проклиная себя за то, что в нужный момент ты не смог отбросить идиотские сантименты и сделать тот единственный выбор, который стоило следать»
Фигаро толчком выпихнул воздух из лёгких, и опустил глаза. Его била дрожь.
Сейчас.
Или никогда.
Подвести Артура, или убить его?
Спустить курок, или швырнуть все карты в пустоту, надеясь на то, что Квадриптих сумеет отразить атаку Демона?
Да или нет?
«Не тяни уже. Хватит. Просто сделай это. Или не сделай»
Следователь глубоко вздохнул, и зажмурился.
Некоторое время ничего не происходило.
А затем в кромешной тишине раздался звук бьющегося стекла.
Это был простой, нормальный и вполне человеческий звук, будто кто-то уронил на пол вазу или случайно смахнул со стола бокал: звон, а затем шорох разлетающихся стеклянных крошек.
Фигаро осторожно приоткрыл один глаз – буквально на чуть-чуть – но ничего не увидел. Поэтому, немного набравшись смелости, он приоткрыл и второй.
Демона в кресле не было.
Зато на каменном полу, сверкая тусклой амальгамой, валялась целая куча осколков зеркала.
Никакого зеркала следователь в комнате до сей поры не видел, однако осколки были вполне себе реальными. В них отражался льющийся с полотка свет, жёлтый камень и он сам – десятки маленьких Фигаро удивлённо хлопающих глазами.
- И какого чёрта здесь произошло? – громко спросил он у пустоты.
- Ничего особенного, – раздался в тишине странно-знакомый насмешливый голос, – просто ты сделал выбор.
Следователь обернулся.
В двух шагах за его спиной стоял он сам.
Нет, конечно же, не его призрак и даже не его точная копия; этот Фигаро был явно моложе, чуть стройнее (хотя, будем откровенны, ненамного), небрит, чего следователь себе никогда не позволял, и был одет в простую коричневую пиджачную пару,