Подушки безопасности заполнили приподнявшуюся машину. Задние колёса крутились в воздухе недолго, машина с грохотом приземлилась на асфальт, разбрасывая куски машины разных размеров во все стороны.
На пустой дороге, посреди ночи, двое парней, грезили о своих утерянных жёнах.
#
Медсестра кричит каким-то детям:
— Не бегать.
Мальчишки, ничего не слыша, скрываются за углом длинного коридора.
«Жаль, у них ноги не сломана» — думает она и тут же корит себя за такую мысль. Старческая вредность даёт о себе знать.
Медсестра садится за свой стол и поднимает журнал «Дача». Открывает страницу, на которой остановилась несколько часов назад. Уколы всем проставлены и полы помыты. Можно расслабиться.
— Извините…
Медсестра дёргается. Откуда ни возьмись. Стоит перед ней парень, уже ближе к тридцати годам, с загипсованной правой рукой.
— Ой и напугал ты меня. Даёшь! Что нужно-то?
Павел прочистил горло и сказал:
— Ко мне гость пришёл…
— Так поздно?
— Не смогла днём прийти, работает.
— Девчонка? — ехидно улыбнулась медсестра, — знаем мы таких гостей.
— Она не за этим, поверьте. Ненадолго можно? Десять минут?
Медсестра улыбнулась ещё шире, ещё ехиднее.
— В столовую идите. Там двери не закрываются и слышно всё. Учую неладное, вместе с ней на улицу выпну!
Павел зашёл в просторный зал. Вокруг расставлены квадратные столы и белые табуретки. Пахло хлоркой.
— Мы будем есть? — голос из-за спины. Оля.
Давно он её не слышал, вот так, вживую. Скучал. Сердце сжалось.
— Привет, — обернулся Павел.
— Привет, — Оля улыбнулась.
Они сели за ближайший столик и не могли оторвать взгляда друг от друга.
— Приятно тебя видеть, — сказал Павел.
— Хотелось бы увидеться не в больнице, — с грустью ответила Оля, — и без гипса. Что случилось?
Сказать сейчас или поговорить сначала о другом? Не хочется врать.
— Новое дело.
Оля положила руки на стол.
— Такое же неопасное? Как Антон?
Каждый новый вопрос хуже предыдущего.
— Сломано несколько рёбер. Сотрясение. Но ничего серьёзного, — чтобы как-то сменить тон, Павел сказал — зато мы поймали линчевателя. Ну, не мы лично. Мы его нашли. Поймала его полиция. Спасли бог знает сколько людей, — главное: не говорить Оле, каких именно, — уже и не сосчитать, сколько спасено человек. То дело с пауками, теперь это…
— Я поняла Паш. Можешь не продолжать. Как Катя держится?
Павел ухмыльнулся и выпятил грудь:
— Держится? Она спокойно ко всему относиться. Отпускает Антона, когда нужно, не задаёт вопросов. Любить его. Приходит в палату каждый день, приносит овощи, фрукты. Повезло ему.
— А тебе значит нет? — Оля сама выпятила грудь.
Тут же, Павел скукожился на стуле.
— Извини, — Оля не дала ему ответить, — я сюда не ругаться пришла, — она замолчала. Её осенило, — Честно говоря, сама не знаю зачем пришла. Видимо, услышав, что ты в больнице, выбора не осталось. Бедная Катя…
— Она в порядке.
Оля замотала головой:
— Неправда.
Павел сжал кулаки на столе.
— Ты просто хочешь так думать. Что она терпит его, как терпела ты. Ведь, если твоя теория окажется неправдой, то придётся признать, что ты поступила неправильно!
Оля резко встала и уронила стул.
— Не смей вешать это на меня! Это твой выбор! Твоё желание! Слышишь?! Не смей!
Павел тоже встал. Аккуратнее. Стул не завалился.
— Ты меня бросила! Я был готов идти до конца!
В дверном проёме появилась медсестра:
— Я чё сказала! Устроили тут балаган! Закончилась ваша свиданка!
Оля подняла стул и сказал Павлу:
— Вот и хорошо.
— Великолепно! — махнул руками Павел.
Подойдя к медсестре, Оля повернулась и сказал напоследок:
— Если с Катей всё в порядке, чё она у меня про снотворное хорошее спрашивала?
Павел остался один в столовой. «Действительно, и чё это она спрашивала?».
Мне никогда не забыть её глаз. В них не осталось ничего, ни радости, ни печали. Воспоминание, что мы делили с ней, пропали. Я помню её смех. Куда ты смотришь, Настенька? Я здесь, рядом. Стою над твоим телом. И так сильно тебя люблю. Что тебе нужно? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Голову твою приподнял? Ты только дыши…
Я слышу голоса. Вокруг меня собираются люди. Сочувствуют мне. Хватит! Не смотрите на меня! Они гладят мою спину. Шепчут что-то. Вытирают кровь с лица. Не забирайте её у меня! Они повторяют одно и то же — «отдайте её нам». Я знаю, что вы хотите с ней сделать. Я видел, что вы делаете с такими, как она. Вы положите её на холодный стол. Голую, бледную, замёрзшую. В своих бесчувственных резиновых перчатках вы будете держать скальпель. Такой же холодный как стол, как моя дочь и как ваше сердце. Вы раскроете её и своими руками вытащите душу из моей дочурки.
Она была здесь, со мной, совсем недавно. Я стоял на кухне, смотрел, как она смеётся, играет с нашей собакой. Папа, папа, иди сюда. Я здесь милая, я здесь. Никуда тебя не отпущу. Как бы ни хватали меня. Я тебя не брошу. Отдайте её мне! Нет. Отдайте её мне! Она всё, что у меня осталось.
— Дмитрий?
Глаза поднялись с листка. Часы в кабинете показывали девять вечера.
— Да?
— Вы будете читать, что написали? — элегантная женщина сидела на таком же кресле и качала ногой.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему нет?
Пристал чёртов психолог.
— Тогда мне понадобится психотерапевт. Вы сказали, что это поможет, выплеснуть мысли на бумагу, но мне кажется стало только хуже. Теперь я вижу, насколько мне плохо, какие травмы внутри меня.
— Это и есть цель занятия. Вы больше не прячетесь за маской. Этот листочек — ваши мысли, ваше зеркало.
— И что дальше? Писать пока меня не начнёт тошнить от своего отражения?
Наталья протянула руку.
— Покажите мне. Не читайте, если вам тяжело, дайте мне посмотреть.
— Хорошо.
#
— Алло?
— Дмитрий Андреевич?
— Да.
— Здравствуйте. Меня зовут Мария, я ассистент вашего психолога — Натальи Вронской. К сожалению, звоню вам сообщить, что она не сможет вас больше принимать из-за загруженности с другими клиентам. Всего доброго.
— Постойте…Алло? Алло?
#
— И в этом сне я отказываюсь от вас? — мягко спросила Наталья.
— Через вашего ассистента, да.
— Как думаете, почему вам это приснилось?
— Без понятия, но вы можете сказать, что мне страшно вас потерять и поэтому снитесь.
— А вам не страшно?
— Нет.
— Почему нет?
— Не думаю, что вы мне помогаете. Не думаю, что мне вообще кто-то может помочь. Я, блять, дочь потерял. Как после такого возвращаются?
#
Очередной бессмысленный сеанс был закончен, и Дмитрий сидел на остановке. Вечер. Блестят лужи от
