и Катя вздрогнули. Остальные зашевелились, но смотрели на свечу. — Я чувствую присутствие. Иное присутствие.
Молчание. Тишина. Полина сидела с закрытыми глазами. Прислушивалась к себе. К голосам внутри.
— Дух Бокина здесь, — наконец, добавила она. — Он рядом, я чувствую. Не отрывайте взгляда от свечи. Смотрите. И вы увидите. В пламени.
Отлично. Просто отлично. Я же говорю, в трансе можно внушить, что хочешь. И особенно потому, что люди продолжают смотреть на свечу.
— Скажи, кто убил тебя? — спросила Полина. — Поведай. Если хочешь.
Она открыла глаза. Теперь все посмотрели на нее.
— Убийца находится здесь, — сказала Полина. — Но он пока не сказал, кто это. Он говорит, что это человек с кривой… С кривой…
Ну, раз она не может выговорить это, придется ей помочь. При том, что Сапфирова, умничка, сделала именно так, как надо. Как будто она согласилась играть по моим правилам. И действовать именно так, как надо, чтобы поймать преступника.
Осталось только немного подтолкнуть ее в нужную сторону. Раз уж она не может. Поэтому я тут же добавил со своего места:
— Да, это Кривошеев.
Помощник Бокина тут же приподнялся со стула. Вытянул руку в сторону Сапфировой, закричал:
— Что это значит? Вы это специально подстроили? Как так? Я не убивал его? Зачем мне это делать? Как вы смеете утверждать такое?
Сапфирова открыла глаза, удивленно уставилась на Кривошеева. Как будто она сама не поняла, что сказала. И не поняла, что сказал я.
Все остальные присутствующие тоже смотрели на взволнованного помощника, который своей паникой выставил себя совсем в невыгодном свете. Сказано ведь, на воре шапка горит. А вот такими вот криками помощник и вовсе заставил всех признать его преступником.
— Это не я! — закричал Кривошеев. — Это не я, клянусь вам!
Он вскочил, опрокинул стул и бросился вон из комнаты. Терехов даже не успел отреагировать, между прочим, он тоже загляделся на свечу и сейчас тормозил, словно зомби.
Поэтому поймать Кривошеева некому. Впрочем, у меня этот вариант предусмотрен. Что, думаете, я совсем спятил? И оставил бы гостей без присмотра.
— Остановите его! — Белокрылова вскочила сама. Тоже опрокинула стул. Со скрипом отодвинула стол. Свеча погасла.
Но она зря торопилась.
Кривошеев не успел убежать. Он выскочил в коридор, распахнул дверь, хотел вырваться в подъезд.
Но там его ждал Рэм. Спокойный и суровый. При виде милиции Кривошеев перестал сопротивляться. Дал себя закопать в наручники.
Рэм привел его обратно. С опущенной головой и печального. Но я улыбнулся. Моя теория полностью подтвердилась.
— Можешь отпустить его, — сказал я Рэму. — Это не тот, кто нам нужен. Вернее, не та.
Я указал на Жигалову.
— Вот убийца. Та, что убила мужа. Женщина с кривой душой.
Вдова посмотрела на меня.
— Я наблюдал за тобой, когда произнес имя Кривошеева, — сказал я. — И у всех на лицах было удивление. И только у тебя — облегчение. Потому что это ты убийца.
Жигалова пыталась сопротивляться. Не хотела сдаваться так просто.
— С чего это ты взял, придурок? — спросила она. — Это я пострадала больше всех. Это моего мужа убили! Как ты смеешь обвинять меня?
Я усмехнулся. Подошел ближе, пристально глядя женщине в глаза.
— Ты узнала, что муж изменяет тебе. Узнала, что у него есть дочь. Ты получила письма, которые она писала ему. И прочитала. И поняла, что он давно делает это. Ты решила не просто развестись с ним. Ты решила превратить его жизнь в ад.
Жигалова с ужасом смотрела на меня. Но не возражала. Да и вряд ли могла что-нибудь придумать. Нет времени.
— Поэтому ты наняла проститутку Кармен, чтобы она соблазнила твоего мужа, — продолжал говорить я. — А потом она должна была сыграть его дочь. Но потом ты увидела, как настоящая Катя встретилась с Бокиным в гостинице. На твое счастье, он не поверил дочери. Но уже что-то заподозрил. Поэтому ты решила убить его. Подстерегла в зале для выступления. Переоделась в мужчину, чтобы не узнали. Через студента передала записку. Когда муж пришел, оглушила его и задушила.
Жигалова продолжала молчать. Только в глазах заблестели слезы.
— Ну же, давай, — сказал я. — Просто выскажи все, что накопилось в душе. Не надо держать в себе. Поведай нам. Облегчи душу. Тебе станет легче.
Жигалова опустила голову. Потом глухо сказала:
— Он не заслуживал дочери. И не заслуживал жизни. Без меня или со мной. Но он никогда не переставал предавать меня. Почему бы мне не поразить его в самое сердце? Пусть думает, что переспал с дочерью и все из-за своего неуемного кобелизма. Все должно было случиться так хорошо!
Она посмотрела на Катю.
— Если бы только не влезла эта дура. Настойчивая дура. Ну что, получила, то, что хотела? Твой тупой папаша мертв. Да, я убила его. И еще пришлось убить Катю-Кармен. Потому что она могла выдать меня.
Рэм снял наручники с Кривошеева. Подошел, надел на Жигалову.
— Ну вот и отлично, — сказал я и поглядел на Белокрылову. — Видишь, я же говорил, что предоставлю убийцу. А ты ругалась.
Белокрылова вздохнула.
— Молодец. Но у нас другое дело. Надо найти похитителей скрипки.
Что за дьявольщина? Мне послышалось или нет?
— Скрипки? — переспросил я. — Ты сказала скрипки?
Мы уже закончились с Жигаловой. Упаковали ее и отправили в райотдел. Для допроса и иных формальностей. Там уже осталось только предъявить обвинение. И судить. Всего делов.
Сейчас мы стояли во дворе дома. Ждали машину. Чтобы ехать на вокзал. Чтобы осмотреть другое место преступления.
Катя ушла. Кривошеева тоже задержали. Будем решать, вменять ли ему сводничество. Сапфирова ждала в сторонке.
— Ну да, скрипки, — кивнула Белокрылова. — Очень ценные. Ты знал, что они могут стоить очень дорого? Десятки и сотни тысяч рублей.
Я кивнул. Еще бы. Я ведь интересовался предметами искусства. Читал про них книги и статьи в журналах. Ходил в музеи. И на выставки. И слышал о старинных скрипках. В двадцать первом столетии они стоят баснословных денег.
Кто-то работает на будущее. Тоже из сведущих и знающих людей. Только в СССР похитители не смогут продать такие диковинки. Нет клиентов. Значит, переправляют за границу.
Я заставил остановиться свои лихо завертевшиеся мозги. Взял Белокрылову за руку.
— Подожди минутку, — а сам отправился к Сапфировой.
Белокрылова недовольно вздохнула. Но промолчала.
Полина встретила меня слабой улыбкой.
— Ты молодец, — сказала она. — Показал мне, как надо вести дела. Я просто дилетантка. Любительница.
Я улыбнулся. Самокритика — это хорошо. Плохо, когда она переходит в самоедство.
— Эй, не вешай нос, —
