И я впервые не смогла понять его. Разве все это – эти бездушные вещи, бездушные люди – стоили того, чтобы умереть?
От мыслей, навязчиво крутившихся в голове, меня отвлек вопрос Шефнера:
– София, в вашем доме кто-нибудь есть?
Я кивнула, радуясь, что не нужно отвечать вслух. Менталист легко бы распознал мою ложь. С утра, собираясь на похороны, я дала служанке оплачиваемый отпуск на неделю. Кати не хотела уезжать, но переживания за старого хозяина подточили и ее силы, и она все же решила немного пожить у своего сына за городом. Значит, дом полностью в моем распоряжении. Пустой, холодный, мертвый.
Впрочем, я чувствовала себя точно так же.
Позволив Шефнеру проводить себя до крыльца, я заперла за собой дверь и, не включая свет, поднялась в дедушкин кабинет. Скинула ботинки и забралась в его кресло с ногами. На столике все еще лежала открытая книга, которую дед не дочитал. Он не любил, когда его вещи трогают, поэтому даже когда его приковало к постели, ни Кати, ни я не стали убирать книги и дедовы записи в шкаф. И теперь казалось, что он не умер, а просто вышел куда-то и вот-вот вернется.
В дверь решительно зазвонили. Я выглянула в окно и увидела Шефнера. Он не уехал? Я ведь слышала, как завелся мотор. Почувствовав мой взгляд, мужчина поднял голову, и я поняла, что ошиблась. Это был не тот Шефнер.
– Софи, это я. Открой! – попросил Петер.
Я прикрыла окно и спустилась вниз. Не для того чтобы впустить Петера, а чтобы активировать охранный артефакт. Дед был бы недоволен моей неосторожностью. Он всегда так беспокоился, что меня кто-нибудь обидит.
Не обращая внимания на шум за дверью, я направилась в кухню. Откупорила бутылку вина, хлебнула из горла и поморщилась. Нет, напиться так, чтобы стало легче, у меня не получится. Пить я не умела и не любила. Поэтому закурила и тут же раскашлялась. В голове зазвенело, стало как-то легко, и я осела на пол. Лежать в так и не снятом пальто было не холодно, разве что ноги в чулках немного подмерзали, но вставать уже не хотелось. Я поджала ступни и, глядя в потолок, тихо заплакала. Впервые за последние месяцы. Но даже со слезами боль не уменьшалась, а я не находила облегчения.
Не знаю, как и когда я успела заснуть, а может, и потерять сознание, но очнулась от легкой тряски. Меня несли на руках, прижав к груди.
– Петер? – шепнула я пересохшими губами, но меня услышали.
– Боюсь вас разочаровать, София, но моего племянника здесь нет.
Менталист. Встрепанный, явно не выспавшийся и все в той же одежде.
– Как вы попали в дом? – просипела, с неудовольствием отмечая, что голос меня совсем перестал слушаться.
– Как крыса СБ я должен уметь проникать сквозь любые закрытые двери. Хотя с охранкой пришлось повозиться.
– Вы испортили защитный артефакт? – возмутилась и внезапно закашлялась. Меня тут же начали убаюкивать. Как будто это могло помочь!
– Нет-нет, что вы, я бы не посмел, – успокаивающе, будто бы говорил с ребенком, сказал Шефнер. – Артефакт на месте. Если будет время, я подскажу вам, как его укрепить.
Мы уже поднялись на второй этаж.
– Где ваша спальня?
Я вяло махнула рукой, показывая вниз, на первый.
Маг ничем не выдал свое неудовольствие и, покрепче меня перехватив, осторожно спустился.
Только у самой кровати он позволил мне встать на ноги. Помог снять пальто, подложил под спину подушек. Осталось одеяло подоткнуть, но тут я едва не зашипела на него, и он предпочел скромно отойти. Сил, чтобы выгнать наглого менталиста из дома, у меня не было, и я устало спросила:
– Зачем вы здесь?
Судя по тусклому свету из окна, было еще утро.
– Беспокоился о вас, и оказывается, не зря. У вас температура, да и кашель мне не нравится. Я вызову доктора, но сначала позабочусь о вашем удобстве. В этом доме есть молоко и мед?
Напоив меня горячим питьем, он коснулся прохладной рукой моего лба и нахмурился.
– Я мигом. Не вставайте, пожалуйста, с постели. Скажи мне кто полгода назад, что Шефнер может быть таким заботливым и понимающим, ни за что не поверила бы. Но он действительно поддерживал меня почти с самых первых дней болезни деда. Его автомобиль появлялся у моего дома едва ли не каждый день. И даже когда менталист не мог сам заехать ко мне, он отправлял своего водителя. Привезти лекарства, отвезти куда нужно. И почти все хлопоты по похоронам Шефнер взял на себя как друг моего деда. Или даже как друг семьи.
Это было странно, но неловкости не вызывало. Мартин Шефнер так легко вошел в мою жизнь, что я даже не успела понять, что это значит для меня. И кто он для меня. Едва ли друг – слишком разные у нас статусы, да и помнила я его едкое высказывание о дружбе между мужчинами и женщинами. Покровитель? Звучало гадко и неприлично. Но он больше не был просто куратором моей стажировки. Кураторы не торчат в спальнях своих студентов, ища способ немного сбить температуру.
Выпив горячего питья, я почувствовала себя чуть лучше и провалилась в зыбкий жаркий сон.
Мартин осторожно закрыл за собой входную дверь и едва не запнулся о Петера, сидевшего на крыльце. Тот все еще дрых, как полчаса назад, утопив покрасневший нос в меховом вороте пальто. Маг даже позавидовал – что Софи, что его племянник были способны уснуть где угодно. Или это артефакторы все такие неприхотливые?
Мартин прошел мимо, но затем все же вернулся. Лечить еще и племянника не хотелось. Да и помощь его могла сейчас пригодиться. Оставлять Софи одну не хотелось. Маг потряс Петера за плечо, тот тяжело разлепил ресницы, непонимающе глядя на своего дядю, вручившего ему ключи от автомобиля.
– Петер, будь добр, съезди за доктором Отиусом, скажи, что внучка мастера Вернера приболела.
Петер тут же оказался на ногах.
– Что с ней?
Мартин перегородил ему дверь, не давая ворваться в дом.
– Простыла. В эти дни она мало заботилась о себе. «А я недосмотрел».
– Хорошо, – растерянно кивнул Петер, а затем нахмурился: – Дядя, почему ты здесь?
– А где я должен быть? – рассеянно спросил Мартин.
– Ведь не из-за меня же ты помогаешь Софи и едва ли в благодарность мастеру Вернеру.
Мартин вскинул брови.
– Почему я просто не могу проведать знакомую мне фрейлейн, о которой беспокоюсь?
– Потому что ты никогда не делаешь ничего просто так.
Маг равнодушно пожал плечами. Домыслы Петера его мало волновали, а всерьез воспринимать племянника как соперника не получалось. Уже нет.
– Иди, не тяни время.
Петер спустился вниз по лестнице, но затем вновь оглянулся. Лицо его кривила болезненная гримаса.
– Ты знаешь, я ведь на самом деле ее люблю. Уже много лет. А теперь пришел ты… неужели, думаешь, я не вижу, что ты делаешь? Постепенно вытесняешь меня из жизни Софи, делаешь лжецом и идиотом в ее глазах.
