Он сам написал это. Когда? Он не помнил.
В больницу он поехал, не дожидаясь, когда появятся Коллинз и миссис Турнейл. Катарины в палате не было, грузная женщина в белом перестилала постель.
— Мисс Хатчингс… — начал Мейсон.
Женщина подняла на него полный любопытства взгляд.
— Вы Мейсон? — спросила она. — Тот, который построил дом… Мисс Хатчингс выписали, она уехала домой с родителями.
По дороге в Нью-Милл Мейсон нарушил столько правил дорожного движения, что первый же патрульный отобрал бы у него права на всю оставшуюся жизнь. Но ему не попались патрульные. Он позвонил, и на звонок вышла высокая женщина с неприступным выражением некрасивого лица, совсем не похожего на нежное лицо Кэтти. Но родинка на левой щеке…
— Я люблю вашу дочь, — сказал Мейсон. — И я прошу у вас ее руки.
Лицо женщины смягчилось.
— Войдите, мистер Мейсон, — сказала она.
* * *
Пастор Шарплесс обвенчал Джошуа Мейсона и Катарину Хатчингс в маленькой церкви Нью-Милла в присутствии самых близких родственников невесты и знакомых жениха. Событие это отметили в «Шервудском лесу» — единственном в деревне заведении, где можно было собрать под одной крышей полсотни гостей. Потом молодых проводили домой. В замок. Катарина впервые за несколько последних недель поднялась с мужем на второй этаж и подошла к чердачной лестнице, с которой когда-то так неудачно упала.
Они долго стояли и смотрели друг на друга. Катарина пыталась представить себе, как ее муж ходил здесь долгими ночами, мерз и воображал себе невесть что, ведь на самом деле это были его фантазии, от которых он теперь избавился наконец навсегда. Мейсон смотрел в глаза жены и видел ее такой, какой она была той теплой августовской ночью, под яркими звездами, освещавшими ее бессмертную душу.
— Я люблю тебя, Кэтти, — сказал Мейсон.
— Я люблю тебя, Джош, — сказала Катарина.
Мейсону показалось, что кто-то невидимый тяжело вздохнул в двух шагах от них. И едва слышные шаги удалились в сторону спальни.
Конечно, это было игрой воображения.
— Я не хочу, Джош, чтобы в нашем доме был музей и здесь весь день топтались чужие люди, — сказала Кэтти, когда они остались одни.
— Конечно, родная, — согласился Мейсон. — Это наш дом. Только наш.
Когда пробило полночь, Катарина подняла голову с подушки и внимательно прислушалась. В доме было тихо, так тихо, что слышно было, как на первом этаже капает в кухне вода из не до конца закрученного крана.
— Что? — сонно спросил Мейсон.
— Нет, ничего, — пробормотала Катарина, опускаясь на подушку.
Если бы Джош не успел подхватить меня, подумала она, засыпая, разве не стали бы мы все равно мужем и женой?
Где-то, в каком-то из миров я не успел подхватить Кэтти, сонно думал Мейсон, и сейчас она вернулась ко мне. Наверно, она рассказала, как попала не в тот мир, где осталась жива… странно все устроено…
Он тихо встал, чтобы не разбудить жену, набросил халат и вышел в коридор, бесшумно прикрыв дверь спальни.
В торцовое окно светила ущербная луна, стоявшие в коридоре рыцари отбрасывали длинные тени, и он увидел…
Белесая фигурка скользнула в лунном свете. «Кэтти», — прошептал Мейсон.
Показалось.
Бесшумно открылась дверь спальни, и темная фигурка остановилась на пороге.
— Джош, — сказала Кэтти, — ты звал меня?
— Да, — сказал Мейсон.
— Я пришла.
— Этим делом должен заняться Ярд, — голос был таким громким, что старший инспектор Бронсон отодвинул телефонную трубку от уха, а потом положил ее на стол, слышно было прекрасно, будто собеседник сидел рядом. — У меня нет нужного опыта и реальных улик тоже, и как подступиться, я не представляю…
— Стефан, позволь мне сказать слово, — произнес старший инспектор, но собеседник на другом конце линии не расслышал (трубка все еще лежала на столе) и продолжал бубнить что-то о необходимости срочного вмешательства, потому что исчезновение женщины — это не пропажа овцы, как прошлой осенью у Вудстоков…
Бронсон поднес трубку к уху и сказал:
— Стефан, помолчи минуту.
Голос смолк на середине слова, и старший инспектор продолжил, стараясь не делать пауз, в которые мог бы вклиниться его старый приятель Стефан Кервуд, с которым Бронсон не виделся вот уже лет… сколько же?.. да, восемь, с тех пор, как умерла Конни и приступ глубокой депрессии заставил Кервуда просить начальство о переводе в деревню.
— Я буду задавать вопросы, — сказал Бронсон, — а ты отвечай коротко, не нужно занимать линию.
— Да, — отозвался Кервуд.
— Когда исчезла Элизабет… как, ты сказал, ее фамилия?
— Донахью, но вообще-то…
— Когда она исчезла?
— Никто ее не видел с прошлой пятницы.
— Шесть дней назад, значит. Ее муж…
— Сэр Эндрю Притчард ей не…
— Что он говорит по этому поводу?
— Что леди Элизабет уехала к подруге в Эдинбург.
— Это проверено?
— Майк, у меня нет таких возможностей, как у Ярда! Я даже не могу потребовать, чтобы сэр Эндрю назвал адрес подруги, он имеет полное право не…
— Понятно. Ты спрашивал кассира на железнодорожной станции, он мог запомнить женщину…
— Майк, я, конечно, здесь покрылся плесенью, но все же не до такой степени, чтобы…
— Спрашивал или нет?
— Конечно! Кассирша, миссис Барден, прекрасно знает леди Элизабет, она не видела ее месяца три, последний раз…
— Понятно, — Бронсон наконец принял решение. — Стефан, сейчас я занят, а в пятницу к полудню приеду в Блетчли.
— С Кэтти, ты можешь взять ее с собой, воздух у нас…
— Я приеду один, — Бронсону не хотелось говорить о том, что с женой они расстались два года назад, детей он видит раз в месяц, живет бобылем, и воскресный отдых в деревне нужен ему больше, чем Стефану — помощь Скотланд-Ярда. Скорее всего, ничего криминального в Блетчли-менор не произошло. Сбежала чья-то жена — похоже, даже не жена, а сожительница. Когда уходила Кэтти, она тоже…
— Я приеду один, — повторил Бронсон. — На уикенд. Отдых не помешает, заодно попробую разобраться в твоей истории. Конечно, неофициально. Ты понимаешь, что нет оснований возбуждать уголовное дело, поскольку не найдено тело и не поступило искового заявления об исчезновении человека?
— Да, — после паузы сказал Кервуд. — Я понимаю. Но леди Элизабет не могла просто исчезнуть…
— Поговорим, когда я приеду, хорошо?
— В пятницу поезд прибывает в одиннадцать двадцать семь. Стоит всего минуту, имей в виду. Я тебя встречу.
Старший инспектор Бронсон положил трубку на рычаг и подумал о том, как время меняет людей: когда Стефан работал в Ярде, это был немногословный, вдумчивый сотрудник, не хватавший звезд с неба, но всегда четко выполнявший указания начальства в лице Бронсона. После смерти жены (она умерла от рака, сгорела, как свеча) Кервуд ушел в себя — слова от него невозможно было добиться.
