— Тень Империи… — доктор Грубер хищно ухмыльнулся. — Так в Германии называют чиновников, которые, состоя на службе своему суверену, явно или скрыто действуют в интересах Империи, в том числе и тогда, когда имперские интересы противоречат суверенным. Для нас, пруссаков, как и для баварцев, это особенно болезненная тема.
— Почему? — мне и правда было интересно. В гимназии, помню, устройство Священной Римской Империи рассматривалось, но без особых подробностей. А тут с этими самыми подробностями столкнулся, можно сказать, лично.
— Видите ли, экселленц, — доктор устроился поудобнее и продолжил: — в имперскую казну Пруссия, благодаря своей развитой промышленности и обширной торговле, уже вносит денег сравнимо с Австрией, и в ближайшие несколько лет станет главным источником доходов Империи. Прусская армия не столь многочисленна, как австрийская, но и в Польской войне, и в обеих Датских войнах именно прусские войска приносили Империи победы. А главное — немцев в Пруссии живет намного больше, нежели в Австрии. Австрию с ее многочисленным венгерским и еще более многочисленным славянским населением вообще сложно признать немецким государством, — доктор скривился в презрительной усмешке. Хм, кажется, в бывшем моем мире на это же жаловался один малоизвестный австрийский художник [26]…
— То есть Империя существует во многом за счет прусского труда и прусской храбрости, но их плодами распоряжается Вена. Если вы полагаете, что нам, пруссакам, такое положение нравится, то совершенно напрасно, — завершил свою мысль доктор.
— А Бавария? — спросил я.
— С Баварией случай особый, — доктор явно обрадовался найти во мне внимательного и заинтересованного слушателя. — Император Рудольф очень стар, и вопрос о наследовании трона Империи встанет в самое ближайшее время. Обоих своих сыновей император пережил, и наследовать ему должен кто-то из внуков. Старшим среди них является принц Карл, кузен короля баварского, но в Вене уже давно в открытую говорят как о решенном деле, что императорский престол достанется эрцгерцогине Елизавете. Формальным основанием для передачи короны Елизавете служит то, что она дочь одного из сыновей императора, в то время как Карл — сын императорской дочери. Сторонники Карла резонно напоминают оппонентам, что передача трона по женской линии является мерой пусть и допустимой, но крайней, и потому основанием для наследования в данном случае должно быть именно старшинство. Пруссия готова поддержать баварского монарха, если он предпримет решительные действия для обеспечения законных прав своего кузена, в том числе и военной силой. Мы, конечно, считаем, что место императорской короне не в Вене, а в Берлине, но и Мюнхен в этом качестве устроит нас намного больше, нежели Вена.
Да-а-а… Тяжелый случай. Из гимназического курса истории я помнил, что воевать друг с другом ради власти в Империи германским государствам не привыкать, но последний раз такое было лет уже полтораста назад. Впрочем, и в оставленном мною мире такое бывало. Ладно, в конце концов это их, немцев, дело.
— Сложность тут заключается в том, — продолжал доктор, — что в Мюнхене очень сильна имперская партия. То есть, австрийская партия, если называть вещи своими именами. Ее возглавляет первый министр королевства граф Руфельд, поэтому «теней Империи» в Баварии намного больше, чем у нас в Пруссии, и чувствуют они себя здесь куда более свободно.
— Вот как? То есть получается, что Империя через свои «тени» как-то причастна к похищению баронессы? — только в политику вляпаться не хватало!
— Знаете, экселленц, — задумчиво проговорил Грубер, — мне бы очень этого не хотелось, но боюсь, что так и есть. Впрочем, в любом случае нам следует найти баронессу Майхоффен.
— Не только найти, доктор, — поправил я его. — Не только найти. Но и освободить.
Доктор Грубер молча проделал свой фирменный трюк с поклоном-кивком. Однако сейчас это было похоже именно на поклон несколько больше, чем обычно.
…Летний день тем временем вступал в свои законные права, солнце поднималось выше, а останавливаться у колодцев приходилось чаще. Переехав Дунай через мост в Деггендорфе, и проехав эту крупную деревню, мы неожиданно для себя оказались в совершенно другой местности, чем та, по которой двигались до сих пор. Если до Деггендорфа дорога пролегала по равнине и с обеих сторон ее обступали небольшие, пусть и многочисленные рощицы и лесочки, то сейчас наша повозка весело катилась среди пологих холмов, поросших густыми смешанными лесами. Впечатленные открывшимся видом, мы в восхищении осматривались, а Альберт даже попытался прямо на ходу что-то рифмовать.
— Байервальд [27], — пояснил Герхард. — Правда же, красиво?
Спорить никому из нас в голову не пришло. Красиво, да. Еще как красиво! И не только красиво, кстати говоря. Из-за холмистого рельефа и обилия деревьев мы намного чаще ехали через тенистые участки дороги, чем это было на правом берегу Дуная.
…Обсудив наши дальнейшие действия, мы решили начать с официальной части, посетив управление земельной стражи. Как и обещал фон Штеккен, упомянутое доктором Грубером «недопонимание» с полицмейстером фон Прюллем вызвало у ротмистра Бека, пожилого и на вид изрядно потрепанного жизнью служаки, одобрительную ухмылку.
— Вы же через Графенау ехали? — спросил он.
Это да, ехали мы как раз так. Альберт все порывался посмотреть по сторонам, пока проезжали эту то ли большую деревню, то ли малюсенький городок, но мы с доктором от такого любопытства его удержали. Нечего пока что показывать всем и каждому свое присутствие, фон Прюлль, если не дурак, должен был бы снабдить похитителей нашими приметами.
— Там сейчас люди фон Прюлля отираются, — сказал Бек, услышав что Графенау мы проезжали. — Что они там забыли, не знаю, да и знать не хочу, сказать по чести. Делать им тут у нас, как по мне, нечего.
И тут Альберт не выдержал — выложил всю историю с похищением баронессы фон Майхоффен и всеми его последствиями, имеющими место на текущий момент. Мы с доктором недовольно переглянулись, но это единственное, что здесь и сейчас можно было сделать.
Ротмистр Бек задумчиво пожевал губами, медленно переложил несколько бумажек на столе и веско сказал:
— По службе я пока никаких сообщений и указаний на сей счет не получал. Поэтому так: я велю записать ваше обращение ко мне, вы его подпишите, но дату ставить пока не будем. Иначе мне придется подать это наверх, а оттуда все спустится в том числе и фон Прюллю. А я тем временем подумаю, что тут можно сделать. Вы где остановиться собираетесь?
— В Хютенхофе, — ответил доктор.
— У Пастера, значит, — усмехнулся ротмистр. — Хорошее место. Если что, буду знать, куда за вами послать.
Ну да, как и говорил фон Штеккен — и помощи особой нет, и помех не просматривается. Впрочем, и так куда лучше, чем оно было в Пассау.
Официальная часть на том и закончилась, мы отправились дальше и уже вскоре оказались на месте. Выглядел постоялый двор Хютенхоф солидно и основательно. Тщательно выбеленные стены двухэтажного каменного дома с мансардой, балконы, на деревянных оградах которых теснились самые разнообразные цветы, вымощенный камнем двор с большой конюшней и менее крупными, но столь же серьезными хозяйственными постройками, которые язык не поворачивался назвать сараями — все говорило о том, что дело процветает, а следовательно, и гостей здесь ждут комфорт, уют и спокойствие.
Такая же солидная основательность бросалась в глаза и внутри — массивная мебель, кованые люстры, на крепких цепях подвешенные к толстым брусьям под потолком, белоснежные льняные скатерти с вышивкой, опрятно одетая прислуга. Большая зала на первом этаже, судя по мебели, одновременно служила холлом и столовой. Особого многолюдья не наблюдалось, и очень юная, однако же здоровая как лошадь, девица откровенно скучала за стойкой. Впрочем, нас она увидела быстро и сразу же включила радушную улыбку.
