Она умолкла, спрятав лицо у меня на груди, и тогда я поднял ее на руки и отнес назад, в спальню. И вновь были волны призрачного света, и струи розового пламени текли меж разгоряченных страстью тел, и длилось это один долгий и нескончаемый миг…
Потом я сидел на софе в позе «лотоса», а Ирина, свернувшись калачиком и положив голову на мои скрещенные ноги, снова рассказывала удивительные вещи о существе по имени Человек. А я снова слушал, как в первый раз, со смешанным чувством изумления и восхищения, медленно перебирая в пальцах ее черные тяжелые локоны, и хотел лишь одного — чтобы это никогда не кончалось!
— Помнишь, я начала тебе рассказывать про матрешку?..
— Конечно! Но у меня тогда едва не случилось припадка от избытка впечатлений…
— Значит, слушай дальше…
Она немного повозилась, устраиваясь поудобнее, и знакомый низкий бархатный голос поплыл по комнате, заполняя весь объем и проникая не только в уши, но буквально в каждую клеточку тела, заставляя их едва ощутимо вибрировать в ответ, впитывая информацию.
— … Третье тело человека еще более насыщено энергией. Это, так называемая, ментальная оболочка, наше сознание. Именно эта оболочка осуществляет контроль за получением, переработкой и усвоением обычным человеком информации из окружающей среды.
— Почему ты говоришь «обычным»? — слово неприятно резануло слух. Разве есть еще какие-то «необычные»? Уж не экстрасенсы ли?
— Погоди, спрячь свои коготки, — я почувствовал, что Ирина улыбается, и тут же пожалел о сказанном. — «Обычные» люди никакие не ущербные, как тебе показалось, а вполне нормальные и живущие полноценной жизнью, но только на уровне социума. Есть такая поговорка «все болезни от головы идут». И она абсолютно правильная! Болезнь — это универсальный механизм очистки организма от всевозможных «шлаков»: химических, биологических, эмоциональных, информационных…
— По-твоему, болеть получается выгодно?! — я в который раз был откровенно озадачен. — Зачем же тогда нужна вся наша медицина?!
— Успокойся, — снова улыбнулась она и дотронулась до моей груди.
Мгновенно по всему телу кругами разлилось приятное расслабляющее тепло, растворившее лишнее напряжение, и я уже знал, что это такое. Ирина активировала мою Анахату, чакру любви, спокойствия и равновесия.
— Да, болезнь — это целесообразный процесс, — продолжала моя ласковая и строгая «учительница», — но лишь тогда, когда организм изначально находился в равновесии с Природой и самим собой. Так было на заре развития человечества. И так осталось бы, если б человек не свернул на путь технической цивилизации, постепенно подменяя заложенные Природой способности на механические костыли! — в голосе ее послышались взволнованные нотки, эта тема явно задевала в ней какие-то сокровенные мысли и переживания.
— Я понял, милая, — настала моя очередь успокаивать, и я, наклонившись вперед, приобнял Ирину за плечи. — Ты ведь имела в виду колоссальные разрешающие возможности наших органов чувств? Глаз человека, например, может различать детали объекта размером менее одной сотой миллиметра и фиксировать на сетчатке отдельные кванты света, ухо способно воспринимать звук силой всего лишь в две сотых микродецибелла — именно такой «шум» производит бегущий по земле муравей…
— Молодец! — Ирина благодарно потерлась носом о сгиб моего локтя. Так вот, техногенная цивилизация разрушила эту совершенную систему саморегуляции и самоочищения человека, в результате болезнь из блага превратилась во зло. Контроль за этим сложнейшим процессом оказался утерянным, и «машина пошла вразнос»! Вдобавок и сам социум, как энергоинформационный организм, сформировался неполноценным, с нарушенными положительными обратными связями и механизмами очистки…
— Ясно! Ты имеешь в виду войны и всевозможные революции? — догадался я.
— Умница, котик! — Ирина перевернулась на спину, потянулась, грациозно и в то же время безо всякого кокетства, и через пару секунд продолжала как ни в чем не бывало. — И вот ментальная оболочка человека оказалась без энергетической подпитки, которую должен был ей обеспечить социум через четвертую оболочку — Логос! Это, по сути, уже не индивидуальное тонкое тело, а часть единого энергоинформационного поля планеты. Именно при активизации Логоса, то есть в состоянии инсайта, люди получают как величайшие озарения, так и тяжелейшие заболевания сумасшествие, шизофрению…
В это время я почувствовал, что голова моя буквально распухла от обилия новой информации, и взмолился:
— Солнышко, похоже, у меня начинается «инсайт», давай продолжим завтра?
— Конечно, милый, — с готовностью откликнулась она и протянула ко мне руки. — Иди сюда…
— И все-таки, почему это с нами случилось? Ведь так не бывает, наверное? — я все же задал этот мучивший меня все время вопрос, хотя и не рассчитывал на ответ.
— А что происходит с полюсами двух магнитов, или с двумя разными по заряду ионами, если они встречаются? — Ирина обвила руками меня за шею и прильнула ко мне всем телом, горячим, нежным, зовущим…
— Ты моя недостающая половинка, — прошептал я, поддаваясь этому сладкому зову.
— А ты — моя… — услышал я последнее и погрузился в знакомую, сверкающую и исходящую светом бездну счастливого спокойствия.
А утром, когда я проснулся, Ирины уже не было. Из-за приоткрытой двери доносился запах свежесваренного кофе, а на груди моей лежал листок бумаги с написанным помадой словом «люблю» и тремя восклицательными знаками.
Я втянул носом, сохранившийся на бумаге аромат ее новых, подаренных мною, духов, потом сделал стойку, и так, на руках, пошел в ванную приводить себя в рабочий вид. Пора было выходить на «тропу невидимой войны», а рабочий телефон Береста почему-то так и не отвечал, и я решил дождаться комиссара в самом вероятном месте, прямо в его кабинете.
Николай объявился, когда я приканчивал шестую, предпоследнюю, бутылочку «Сибирских Афин» с вишневым ароматом из его холодильника. К этому моменту минералка уже пузырилась и в носу, и в ушах, грозно булькала в животе и готова была рвануть по запасному нижнему выходу, но я все еще не сдавался, надеясь на стойкость своего мочевого пузыря. Я просто опасался, что пока буду отсутствовать по нужде, Берест появится и снова исчезнет, и уж тогда мне его точно не догнать. Мои страдания были вознаграждены в самый критический момент: дверь распахнулась, и комиссар бомбой влетел в кабинет.
Судя по его возмущенно-растрепанному виду, дела шли из рук вон плохо и в ближайшем будущем должны были пойти еще хуже в полном соответствии со знаменитым законом Паркинсона.
