Я перевела взгляд с рисунка Слоан на карту Вегаса, которую она нарисовала на окне. Она была права. Начиная с «Апекса», убийца шел по спирали. И, если Слоан не ошиблась в расчетах — а в этом я даже не сомневалась — наш Н.О. шел по конкретному, предсказуемому маршруту.
Слоан начала записывать числа из «Последовательности Фибоначчи» на полях страницы, и я вспомнила о том, что впервые упомянув о последовательности, Слоан сказала, что она повсюду. Сказала, что она прекрасна.
Назвала её идеальной.
Вот, что ты видишь, когда смотришь на этот узор, — я мысленно обратилась к Н.О.. — Его красоту. Его идеальность. Выведенную чернилами на запястье Александры Руис. Выжженную на руке фокусника. Написанную на коже старика. Вырезанную на коже Камиллы.
Ты не просто оставляешь сообщение. Ты создаешь нечто. Нечто прекрасное. Нечто священное.
— Где следующее место? — спросил Дин. — Следующее место убийства на спирали — где оно?
Слоан развернулась к окну и провела пальцем к пятому из нарисованных ею крестиков.
— Оно здесь, — сказала она. — В «Его Величестве». Как и все оставшиеся места убийств. Чем ближе к сердцу спирали, тем ближе друг к другу будут становиться места убийств.
— Где именно в «Его Величестве»? — спросил у Слоан Дин.
Если Н.О. продолжает убивать по одному человеку в день, до следующего убийства могут оставаться минуты — уж точно не больше нескольких часов.
— Большой Бальный Зал, — пробормотала Слоан, глядя на выведенный на окне узор и теряясь в увиденном. — Вот, где должно произойти убийство.
Ты
Следующим будет нож.
Вода. Огонь. Стрела, пронзившая старика. Удушение Камиллы. Затем идет нож. Вот, как всё работает. Вот, как всё должно быть сделано.
Ты сидишь на полу, облокотившись спиной об стену, нож осторожно балансирует на твоём колене.
Вода.
Огонь.
Пронзение.
Удушение.
Раз, два, три, четыре…
Пятым станет нож. Ты вдыхаешь числа, окружающие твоё оружие: точный вес клинка, скорость, с которой ты перережешь им горло своей следующей жертвы.
Ты выдыхаешь.
Вода. Огонь. Пронзение. Удушение. Следующим станет нож. А потом… А потом…
Ты знаешь, чем всё закончится. Ты — сказочник, рассказывающий эту историю. Ты — алхимик, разрывающий систему.
Но пока имеет значение лишь клинок, твои спокойные вдохи и выдохи и знание того, что всё, над чем ты работал, скоро сбудется.
Начиная с номера пять.
ГЛАВА 25
ФБР установили слежку за Большим Бальным Залом. Для тех же из нас, кому не было позволено участвовать в слежке, день превратился в выжидание. Утро медленно перетекло в вечер. Чем темнее становилось, тем ярче горели огни за нашими испачканными красным окнами, и тем сильнее билось сердце в моей груди.
Первое января. Второе января. Третье января. Четвертое января, — я снова и снова думала о том, что сегодня было пятым днем. — Четыре тела за четыре дня. Следом идет номер пять. Ты ведь так о них думаешь, не так ли? Не как о людях. Но как о числах. Как о вещах, которые нужно сосчитать. Они — просто на просто часть твоего уравнения.
Я вспомнила о снимке из дела моей матери — снимке бережно обернутого в ярко-синюю ткань скелета. В том, как убийца захоронил тело, Дин видел сожаление. Но перед моими глазами застыла полная его противоположность.
Ты не чувствуешь угрызений совести, — я заставила себя сосредоточиться на убийце из Вегаса. С этим я справлюсь. Это мне по силам. — С чего бы тебе сожалеть? В мире миллиарды людей, а ты убил какой-то ничтожный процент. Одного, двух, трёх, четырех…
— Ладно, хватит, — Лия вышла из своей спальни, окинула нас взглядом и направилась на кухню. Я услышала, как она распахивает морозилку. Через несколько секунд она вернулась. Она протянула что-то Майклу.
— Холодное полотенце, — сказала она ему. — Приложи к глазу и прекрати выглядеть мрачным, потому что мы оба прекрасно знаем, что это работа Дина.
Лия не стала дожидаться, пока Майкл выполнит её указания и переключилась на следующую цель.
— Дин, — с ноткой неуверенности в голосе произнесла она. — Я беременна.
Дин открыл глаза.
— Нет, не беременна.
— Кто знает, — огрызнулась Лия. — Суть в том, что от сидения здесь в ожидании телефонного звонка и представления всего самого ужасного, что может произойти, нам становится только хуже.
— И что же мы, по-твоему, должны сделать? — спросила я.
Лия нажала на кнопку, и жалюзи медленно закрыли окна — а с ними и всё, написанное Слоан.
Слоан возмущенно пискнула, но Лия не сочла это достойной жалобой.
— Я предлагаю, — сказала Лия, — провести ближайшие три часа и двадцать семь минут притворяясь нормальными подростками, — она плюхнулась на диван между нами с Дином. — Кто хочет сыграть в «Две правды и одну ложь»?
— Меня выгнали из более чем четырех школ-пансионов, — Майкл говорил так, что я понятия не имела, были ли его слова правдой. — Мой любимый фильм — «Дорога домой».
Это тот, где потерянные зверушки пытаются найти дорогу домой? — подумала я.
— И, — затейливо закончил Майкл, — я обдумываю идею пробраться в комнату Рэддинга сегодня ночью и выбрить на его голове свои инициалы.
Три факта. Два из них были правдой. Один — ложью.
— Третье, — мрачно сказал Дин. — Ложью было третье.
Из-за разбитой губы Майклу плохо удавалось коварно улыбаться, но он старался, как мог. Лия, растянувшаяся на ковре, лежа на животе, и оперлась на локти.
— Из скольких школ-пансионов тебя выгнали? — спросила она.
Майкл дал Дину пару секунд на то, чтобы понять, что детектор лжи сочла его первые слова враньем.
— Из трёх, — сказал он Лие.
— Прогульщик, — провозгласила она.
— Я не виноват, что Стерлинг и Бриггс меня ещё не выгнали, — Майкл провел пальцем по своей разбитой губе. — И дураку понятно, что я — помеха. А они умные люди. Исключение номер четыре — вопрос времени.
Лучше заставить кого-то отвергнуть тебя, — подумала я, понимая больше, чем мне хотелось бы, — чем позволить им сделать это по собственной воле.
