— Здравствуйте. Чем могу быть полезна?
Восхитительный аромат свежей выпечки просто убивал. Я снял шляпу и улыбнулся хозяюшке-пампушке.
— Чудесный домик. Вы владелица?
— Да. А вам нужна комната?
Мой алчный взгляд не отлипал от пирожных.
— Возможно. А это чудо входит в стоимость жилья?
Пампушка улыбнулась.
— Угощайтесь, пожалуйста.
Я вытянул из груды пирожных самое толстое, самое липкое, самое шоколадное… Когда укусил, глаза в орбитах повернулись чуть ли не кругом, и я едва устоял на ногах под ошеломительным натиском сахара.
Пампушка кивнула, будто не ждала никакой иной реакции.
— Подождите, пожалуйста, надо разнести их жильцам. Я сейчас вернусь.
Я доел пирожное и облизал пальцы. Женщина действительно скоро возвратилась.
Так чем могу помочь?
Я постарался изобразить глубокую озабоченность.
— Видите ли, на прошлой неделе мы потеряли дядю Тома…
На лбу владелицы пансиона пролегли складки.
— Какая жалость.
— Нет, вы не так поняли. Мы его в том смысле потеряли, что никак не можем найти.
На лице пампушки отразилось облегчение.
— С годами он здорово сдал, и теперь у него не все винтики в порядке. Ну, вы понимаете, о чем я говорю. Он живет один и обзавелся привычкой надолго уходить из дома, никого не предупредив. Может целую неделю где-то пропадать, пока мы его не найдем и не приведем обратно.
Я достал фото Мэллоя и протянул пампушке.
— Вот он, дядюшка Том. Недавно мой друг видел его в вашем квартале, и я решил обойти тут все пансионы.
Хозяйка посмотрела на меня, затем опять на снимок. В ее глазах читалось сомнение.
— Вы говорите, это ваш дядя?
Я кивнул.
— Мы все за него так волнуемся! Просто извелись.
— Ну что ж… Я вполне уверена, что этот джентльмен у нас проживает. Он действительно поселился на прошлой неделе, но его зовут не Том, а Тод. Тод Мэллори.
Я улыбнулся и закивал.
Я же говорю, у него с головой нелады. Это… синдром Мерфи-Барра.
О Господи! А на вид такой интеллигентный, такой любезный…
— Да это необычная болезнь. — Я врал, не краснея. — Почти все время он выглядит и ведет себя совершенно нормально. Единственный симптом — неудержимая тяга к переездам. Ну и конечно, очень правдоподобная ложь. Когда у дядюшки Тома припадок, из него честный ответ вытянуть — все равно что зуб вырвать.
Владелица пансиона вернула мне фотографию и печально покачала головой.
— Наверное, для вас это настоящая пытка.
— Да, я, конечно, понимаю, нынче не модно уважать стариков, заботиться о них. Но иначе не могу. Так уж воспитан. Слишком серьезно отношусь к своим обязанностям.
Пампушка ласково погладила меня по руке, на ее глазах выступили слезы.
— Как жаль, что вы не мой племянник.
— Как жаль, вы не моя тетя. Моя тетя покупает пирожные в кондитерской лавке.
Она отпустила мою руку, повернулась и жестом велела следовать за ней. Я уже нисколько не сомневался, что рано или поздно мне придется гореть в аду. Мы поднялись по лестнице на второй этаж и двинулись по коридору. У последней двери справа пампушка остановилась и постучала. Мы подождали несколько секунд, и она постучала вновь. Но Мэллой (или Мэллори) не отзывался.
— Вышел, наверное. Если хотите, можете подождать в его комнате. Или спуститесь, посидите в гостиной. Пирожных я всегда пеку вдоволь.
При упоминании о пирожных я заколебался, но все-таки решил, что работа превыше всего.
— Спасибо, я лучше здесь подожду. То-то дядя будет удивлен, когда вернется.
Пампушка достала ключ и отворила дверь.
— Если что-нибудь понадобится, скажите. Хорошо?
— Хорошо. Спасибо за помощь. Скорей бы привести дядю Тома домой, целым и невредимым. Вы не представляете, как все обрадуются.
Она затворила за мной дверь.
Уютная, хоть и небогато обставленная комнатушка. Узкая, но удобная на вид кровать, секретер, платяной шкаф… Я решил скоротать досуг за обыском. Секретер оказался не заперт и битком «набит бумагами. Я просмотрел все, но только две находки счел любопытными — блокноты, заполненные непонятными письменами. Решив, что они вряд ли помогут в моем деле, я положил их на место, повернулся к платяному шкафу и сразу установил либо очень важный, либо ничего не значащий факт: у Мэллоя все носки были черного цвета. Больше я ничего интересного не нашел.
Я обвел комнату взглядом. Вроде бы ничего не укрылось от моих наметанных глаз. Заметив, что койка застелена абы как, я сдернул покрывало и увидел мятые брюки. Лишь для порядка я вывернул карманы; из левого выпал сложенный лист розовой бумаги. Я развернул его и понял, что держу в руке квитанцию фирмы по торговле недвижимостью на месячную аренду складского помещения.
На квитанции был адрес: Фронт-стрит, 54. Это у доков, среди старых заброшенных построек. Теперь я знал, где укрылся Мэллой.
Некогда торговый прибрежный район по праву считался сердцем Сан-Франциско, а теперь обветшалые здания напоминали доисторические развалины, покрытые пылью веков. По слухам, заправилы преступного мира скупили здесь почти всю недвижимость, чтобы безбоязненно прятать краденое и партии наркотиков, а то и расчлененные трупы. За небольшую мзду чиновникам некоторые дома еще выдерживали санитарную инспекцию — их снимали для репетиций начинающие рок-музыканты и экспериментальные танцевальные коллективы.
У массивного строения номер 54 по Фронт-стрит пульс не прощупывался. Смотрелось оно так, будто отдало концы одновременно с черно-белым кино (да будет земля ему пухом). Преодолев восьмифутовую ограду, я вышел к левому торцу здания и глянул на черные пятна окон. Ни единого признака жизнедеятельности. Я пошел на задворки и оттуда заметил слабое сияние. За окном седьмого этажа горела лампа дневного света.
На первом этаже я обнаружил три двери — в фасадной, задней и западной стенах. И разумеется, каждая оказалась на надежном запоре. Я вернулся на задворки и закурил «Лаки страйк». Сигарета во многих делах помощница, к примеру, когда надо раскинуть мозгами. Еще она в самый раз после секса, ванной, еды и уживается со всем на свете, кроме молока.
Я взглянул на освещенное окно, затем еще раз осмотрел здание на сей раз в поисках пути наверх. Когда я был девятилетним пацаном, мне подарили настоящий костюм Спайдермена[10]; стоило его надеть, и для меня исчезали все преграды. Я пережил прилив ностальгии. Конечно, старый костюм уже не помог бы — я ведь из него давно вырос. Увы, теперь я простой смертный, а значит, должен найти способ, доступный простому смертному.
