Ваше величество: на дракона мы осенью поохотимся, а пока у нас тут зайцы не стреляны… Обидно как-то… Ну и вот, выкручиваемся как можем. А посему и книги преподобного Агафия, и прочая литература написанная специалистами реально на Хляби пожившими и местного добра хлебнувшими у нас в большом почёте. Вот, например, тот же Агафий описал в своих «Тварях» неких «лёдных полозов»: стихийных спрайтов низкого уровня обитающих в руслах замёрзших рек и способных к управлению большими массами снега. Так до сих пор считали, что выдумка это, и то ли переписал это дело Агафий со слов какого-нибудь брехуна, а то ли просто с пьяных глаз привиделось. И что? Меньше чем полгода назад нашли этот вид Других недалеко от Кальдеры. Они, к счастью, не агрессивны, но суть-то не в том: местные авторитеты нам ближе к телу. Тут наш мир, господа. И никого, кроме нас он, похоже, не интересует.
- Исследование Хляби, – менторским тоном затянул Френн, – сопряжено с крайне высокими рисками, требует существенных финансовых затрат и не даёт мгновенной прибыли, поэтому…
- Ничего, – перебил Сайрус, – добыча золота и «живого мрамора» тоже удовольствие не из дешевых, и далеко не безопасно. Хотя вы правы: исследование Хляби именно как эфирной аномалии всегда сводилось к одному – обезопасить шахтёров, торговцев и прочих лесорубов. Это у нас так всегда: получить разрешение на геологическую разведку – два дня, а, помнится, колдуны из Университета на новый телескоп просили, так еле через три года наскребли от меценатов, колючка им под хвост…
Следователь думал, что инквизитор ввяжется в спор хотя бы из принципа, но Френн неожиданно согласился с Сайрусом и принялся рассказывать какую-то невероятно длинную и запутанную историю о том, как в Инквизицию обратилась в частном порядке группа колдунов, придумавшая новый способ усилить действие блокирующих вериг и через какие дебри бюрократического ада пришлось пройти Френну для того, чтобы его начальство хотя бы выделило время на первичное рассмотрение инновации. История была прескучнейшая, но Фигаро всё равно слушал, ведь больше заняться было абсолютно нечем. Вокруг был только снег, по правую руку запорошивший ледяное море, бездну, неисчислимую пропасть лет назад скованную морозом, а по левую лёгкими позёмками тянувшийся по склону пологого холма.
Фигаро даже представить не мог, что бывают такие пейзажи: сплошное белое ничто, где не за что зацепиться глазу, где не было ни малейших ориентиров, кроме размеренного тиканья автоматона, шороха волокуши, да человеческих голосов, что немедленно проглатывало пространство вокруг. Не было эха, не пели птицы, лишь снег размеренно хрустел под ногами: хруп-хруп! Хруп-хруп! Глаз уставал, а вместе с ним уставал и мозг; следователь почувствовал, что против воли проваливается в какое-то дурное подобие транса. Тут, волей-неволей, не то, что начнёшь слушать бюрократические детективы Френна, а завоешь с тоски. Топ-топ, хруп-хруп – сколько ты прошёл? Весту? Три локтя? Не понять.
К счастью вскоре, словно в ответ на немые мольбы следователя перед путниками появилась длинная тёмная лента, рассыпавшаяся через какие-то полчаса на отдельные островки: лес. Точнее, преддверие леса, что вырастал дальше густой стеной; настоящий лес, дремучий и тёмный, не чета тем жиденьким карликовым лесочкам, что Фигаро видел по пути сюда.
«Вот в этом лесу, – подумал он, – наверняка водится такое, на что лучше и с Артуром не нарываться. И хорошо, и пусть его. Всё лучше, чем эта дурацкая пустыня. Там и чокнуться можно… Стоп, а это еще чего?»
- Любезный господин Сайрус, – Фигаро озадачено подёргал колдуна за рукав робы, – а подскажите: у меня галлюцинации? От псионического воздействия? Или с голодухи?
- И почему вы так решили, милейший Фигаро?.. Кстати, насчёт голодухи: и правда, пора бы привал.
- Да я вот смотрю на эти деревья, и что-то не понимаю: это вон что, дуб?
- А, вы об этом! – Сайрус ткнул пальцем в дерево, на которое уставился следователь. – Да, вы совершенно правы, это дуб. Зелёный, живой и полный сил. Выглядит дико, понимаю, но тут, на Хляби, некоторые лиственные деревья приспособились к морозам. Как? Лесные духи. Здесь всякая мелочь вроде дриад и хух куда сильнее, чем на Большой земле. Вот и смогли защитить свои обиталища. Тут и клёны есть – кстати, недалеко от дома Харта; я потом как-нибудь покажу… Ха-а-а-арт! Привал!
- Да, неплохо бы. Так, народ, отдыхаем! Тиккер!
Маленький механик во мгновенье ока достал из вороха тюков на волокуше большой медный бак, присоединил его к автоматону змеевиками с накидными гайками, плеснул туда керосина… и вскоре из импровизированного бойлера потек шипя и булькая по железным кружкам крутой кипяток. Запахло заваркой, колбасой, варёными яйцами; выпили чаю, и сразу как-то теплее стало на душе. Лапы елей нависали сверху наподобие крыши; казалось, древний лес смотрит на нежданных путников, строго, но беззлобно, как смотрят духи, что сидят ночами на телеграфных проводах на проходящие мимо поезда: с любопытством и потаённой тоской.
Огонь не разводили; Харт сказал, что до места ночёвки осталась всего пара часов ходу и вот там уже будет и огонь и «для сугреву». Фигаро слегка удивился, услышав слово «ночёвка», однако же – гляди ж ты! – его брегет показывал уже половину пятого пополудни. Солнце садилось; его лучи там, над верхушками деревьев окрасились в золото, да и воздух заметно остыл.
Следователь особо не налегал на еду (хотя это стоило ему немалых волевых усилий) ограничившись небольшим бутербродом и сладким крепким чаем. Он по опыту знал, что если сейчас нагрузить желудок, то после многочасовой ходьбы потянет в сон, а шагать дальше будет ой как нелегко. Поэтому он с видом мученика восходящего на костёр плотно закрыл коробку с пайком, стиснул зубы и принялся драить кружку снегом, стараясь не думать о колбасе и солонине, что в изобилии присутствовали в его рюкзаке.
Френн скушал всего пару крекеров и, закинув в рот кусочек сушеного мяса, принялся жевать его точно корова жвачку. Зато выпил инквизитор аж три кружки чаю, и, похлопав следователя по плечу, сказал:
- Вы, Фигаро, больше пейте. На таком морозе тело быстро теряет влагу, просто вы этого не чувствуете. Потом, когда согреетесь, будете всю ночь воду из ведёрка хлебать, а наутро ноги отекут.
- М-м-м-м, ладно. А откуда… А, Ударный Отряд.
- Конечно. У нас марш-броски на сто вёрст с краюхой хлеба и фляжкой воды – обычное дело. Ну, ладно, там ещё препятствия всякие по пути,