Логан вышагивал по маленькой комнатке, на двери которой значилось «Терапия-3». Стараясь сдержать эмоции, он вытер потные ладони о джинсы. Черт, до чего же здесь жарко, хоть и окно открыто…
Он повернулся и посмотрел наружу сквозь решетку. Видеть отсюда можно было высокую стену с армированной колючей проволокой, уложенной наверху фестонами, южный волнорез гавани Питерхед и за ним — Северное море: темно-серая вода с белыми гребешками, небо цвета старого цемента, и между ними чайки, лениво выделывающие круги в ожидании прибытия рыбацких лодок, которые в последние годы появлялись здесь все реже и реже.
Почему, мать твою, так долго?
Ладони снова вспотели.
Логан едва не подпрыгнул, когда дверь открылась.
Это была тюремная надзирательница, принесшая пластиковый стакан с водой, который протянула Логану.
— Хочу заметить, — сказала она, — что мы это свидание не одобряем. Мы столько сил потратили, чтобы привести Ангуса в то состояние, в котором он сейчас! Но я согласилась на эту встречу, поскольку существует непосредственная опасность для человеческой жизни. Я хочу, чтобы вы поняли, если вы усилите его негативные поведенческие тенденции, это может отбросить нашего подопечного на несколько лет назад. — Она помолчала, давая Логану возможность ответить, но он промолчал. — Я приведу его из камеры. — Не дойдя до двери, она добавила: — Мы не любим надевать на них наручники, когда они в кабинете врача. Вас это не смущает?
— Вообще-то нет. Нет… — Логан отпил глоток воды. — Наша… последняя встреча была не слишком миролюбивой.
— Я знаю. У него остались шрамы.
Логан попробовал улыбнуться, но ничего не вышло.
— Вот как.
Женщина оглядела его с ног до головы, и ее голос стал мягче:
— Он и в самом деле сильно изменился. Программа «СТОП»…
— Мне только хочется поскорее с этим покончить. Хорошо?
Она пожала плечами:
— Дело хозяйское.
Нет, он не был хозяином, потому что, будь его воля, его бы здесь не было.
Ангус Робертсон действительно изменился. Исчез замарашка в комбинезоне, вместо него появился одетый по тюремной моде хлыщ: бело-синяя полосатая рубашка, застегнутая до ворота, заглаженные стрелки на джинсах и начищенные до сияния черные ботинки. Он даже зализал назад оставшиеся темные волосы.
Заключенный сидел совершенно неподвижно в одном из имеющихся в комнате мягких кресел, сложив руки на коленях. На лице — никакого выражения.
— Ты отлично выглядишь, — выдавил Логан.
— Спасибо, — сказал Робертсон с легкой улыбкой, — я работаю над собой. Когда он заговорил, показалось, что в комнату скользнуло что-то дохлое.
— Я ничего не сказал.
— А я репетировал этот разговор столько раз. Просто жаль, если мои старания пропадут зря…
— Как насчет фальшивого английского акцента?
— Акцента? — улыбнулся Робертсон.
— Ладно, мне плевать. — У Логана снова вспотели ладони, по коже бегали мурашки.
— Ты говорил, у тебя есть информация…
— А… да. О Кеннете Вайзмене. Он сидел в соседней камере. Очаровательный человек. Мы с ним много и интересно болтали о… — Робертсон сделал неопределенный жест рукой, — о жизни и смерти.
— Где он?
— Стой, стой, стой, зачем бежать впереди паровоза? Что я получу взамен?
— Ты знаешь или не знаешь, где сейчас Кен Вайзмен?
— Quid pro quo,[2] сержант Макрай. Я хочу, чтобы мне готовили отдельно. И чтобы это делал человек, понимающий потребности такого гурмана, как я. И чтобы не совали мне вареную бурду, как всем…
— Ты так шутишь, верно? Гурман? Ты забыл, что ты не Ганнибал Лектор? Ты всего лишь мерзкий кусок дерьма из Миллтимбера.
— Я хочу отдельную камеру!
— Пошел на хрен. — Логан встал. — Мне здесь больше делать нечего. — Его начало трясти, адреналин требовал отмщения. Схвати маленького урода за горло и бей головой об пол, пока голова не лопнет…
— Но… ведь это я сделал тебя! Если бы не я…
— Ты — ничтожество. Вонючий кусок дерьма, которому приходилось убивать женщин, прежде чем поиметь. Потому что никто не захотел бы иметь с тобой дело!
Робертсон закрыл уши ладонями:
— Я не…
— ГДЕ ВАЙЗМЕН?
— Кончай на меня орать! Кончай орать! — Правильная речь быстро исчезла, сменившись уличной, свойственной задворкам Абердина. — Я тебе не шпана дворовая!
— ГДЕ ЭТОТ ГРЕБАНЫЙ ВАЙЗМЕН?
— Он много болтал… про баб, которых замочил… и про мужика в душе… в ночи, когда все остальные дрыхли…
Логан с трудом перевел дыхание:
— Всё, больше вопросов нет.
Инш вдавил педаль газа в пол, и мрачные окрестности замелькали еще быстрей. Порывы ветра гнули кусты и деревья, бились в окна машины, заставляя ее вздрагивать.
— Получилось чертовски гениально! — Алек возился с камерой и довольно ухмылялся. — На экране будет просто блеск!
— Черт… — Логан повернулся назад. — Ты не можешь показать это по телевизору!
Алек усмехнулся:
— Они пообещали прислать мне копию записи с видеокамеры в той комнате.
— Но…
— И Агнус Робертсон подписал согласие.
Ничего удивительного: эта мелкая сволочь душу продаст за пятнадцать минут славы.
— Я там выгляжу как последний идиот!
Инш кивнул:
— Кто бы спорил.
— Да нет. — Алек повернул камеру маленьким экраном к Логану. — Мы вставим упоминание о том, что ты изображаешь «плохого копа», чтобы пробиться к заключенному… может, задействуем еще и психиатра…
На экране маленький Логан выскочил из своего кресла и принялся орать, его голос звучал пискляво. Затем ворвалась надзирательница, заявившая, что это гребаное интервью сводит на нет все многолетние труды по реабилитации заключенного.
Алек пожал плечами:
— Ты будешь нормально выглядеть, парень.
Логан застонал и уставился в окно.
…Хитер легла на спину на вонючий матрас. Тьма. Ни звука. Никакого понятия о времени. Она даже начала подумывать, что уже умерла, — просто умерла и не заметила.
Как ей казалось, она лежала годы и годы, таращась в темноту, оплакивая мужа и ребенка, пока слез не осталось вовсе.
— Ты в порядке?
Хитер вскрикнула и забилась в угол, зажимая уши.
— Господи, Хитер, ты мерзко выглядишь. Успокойся, черт побери.
— Д… Данкан? — Она пялилась в темноту. — Но… этого не может быть…
