— Узурпатора? — переспросил Ферроплекс, чей электразум, очевидно, занят был обсчетом предстоящего боя, препоручив общение с инопланетником туповатому химозгу.
— Разумеется. Узурпатора, занявшего принадлежащий вашей светлости по праву графский престол, — разъяснил квестор, подавив смешок.
— А-а! Да. Конечно. Ждать… — Барон, втянув антенны, глянул в располосованное молниями небо. — Скоро. Уже скоро. Я опасался, что придется посылать гонца в замок, чтобы передать вызов, но нас, кажется, и так заметили — вон, на башне донжона звонит ответный колокол.
Данил про себя подивился избирательной зоркости аборигенов. Даже усиленным шумоподавителями сонаром скафандра было совершенно невозможно выделить из непрестанного грохота колебания атмосферы, потревоженной далеким набатом. С другой стороны, зрение служило туземцам сугубо вторичным органом чувств; о существовании солнца за облаками они едва догадывались, мир в их представлении накрывала Сфера громов.
Сейчас облака утихли. В розовом зареве над Границей уже зарождалась разность потенциалов для очередного грозового припадка, но пока сетка молний в вышине расползлась на отдельные нити.
И с потемневших небес на выстроившиеся как по линейке ряды ландскнехтов обрушился дракон.
Силуэт чудовища рвался в глазах, рассыпаясь осколками: тут вскинутое для удара крыло, там сверкающие когти, — но то в сонарном диапазоне, а в оптике покрытый гасящей звук войлочно-комковатой шерстью дракон проявлялся целиком, вот только увидеть его во всем ужасе не удавалось. Слишком он был огромен. Тут хромированная лапа сметает солдат одного за другим, но не успеет соскользнуть взгляд, как на ее месте уже крутятся, отблескивая в лучах цвета хаки, алмазные ротовые фрезы. Чья-то рука вместе с копьем разлетается железными опилками под слепящий вой умирающего и пронзительное ржание скакунов.
Робослик встал на дыбы, сбросив седока. Данил шмякнулся в смоляную лужу, влипнув в полужидкий асфальт спиной. Ядовитое небо раскинулось над ним на миг и тут же скрылось за непроглядными перепонками драконьих крыл. Огромная лапа впечаталась в землю рядом, раздавив тушу раненого скакуна, — во все стороны брызнули спирт и бензин, забрызгав сенсоры шлема. Мелькнуло, пролетев, копье-разрядник, полыхнули синие и золотые искры — тут же лязгнула броня — и снова откуда-то фонтаны черно-желтой двухфазной крови.
— Назад! — сверкнуло лазерными бликами. — Все назад!
Дракон поднялся на дыбы. Из многофрезной пасти исторгся механический вой, озаривший эхом поле бойни. Передние лапы молотили направо и налево, разрывая на запчасти скакунов и всадников.
— Прочь, ржавцы!
Лейтенант банды, презрев приказ, задал скакуну стрекал. Дестройе набирал ход неторопливо, как разгоняется комета, соскальзывая в потенциальную яму далекой звезды, и так же неумолимо. Электрыцарский лэнс вонзился в уязвимое место под крылом, в узел черных жил, не прикрытых проволочной шерстью. Вонзился — и вырвался у ландскнехта из рук, когда дракон поднялся, чтобы прихлопнуть когтистой лапой и всадника, и скакуна. Древко копья развалилось в труху, когда крутящиеся жвалы сомкнулись на нем. Разрядник откатился в сторону, выпав из разжавшейся руки. Кроме руки, от лейтенанта не осталось ничего.
— Отступаем!
Зычный голос барона озарил поле синеватыми отблесками ужаса.
— Проклятый роборотень! Отступаем! Прочь! Прочь!
Но отступать было уже некому. Чудовище додавливало последних пехотинцев, как тараканов, всадники полегли первыми вместе со своими тракторами. Возможно, барону и удалось уйти — быстрые ноги кибаргамака спасали его прежде не раз, — но, влепленный в асфальт, точно муха, Данил этого не видел.
Тварь замерла на миг, не обращая внимания на беспомощного бледнотика, поводя наблой башки из стороны в сторону. С застывших фрез стекал керосин, капая на низко растущие антенны. А на грудной пластине, приваренной поверх природной брони, проступали, облитые кровью, знаки местной письменности — то ли девиз, то ли тавро.
Черные лапы бросили вверх призрачную мозаику тела, крылья оперлись о плотный воздух, и дракон взлетел. Из сдвоенной глотки вырвался пронзительный свист, озаривший ристалище эхом, мелькнул в черном небе двойной отблеск хвоста, и чудовище скрылось среди низких полупрозрачных туч.
Данил приподнялся, с трудом выдернув плечи из липкой смолы. Вокруг стояла оглушенная тишь. Поле было истоптано, тут и там валялись брошенные копья, тюки, туши скакунов, тела солдат. Один из ландскнехтов был еще жив, но, прежде чем землянин успел хотя бы спросить себя — чем помочь существу, в биологии которого не разбираешься, — антенны туземца поникли, и с последней вспышкой сигнальных огней солдат испустил дух. Робослика нигде видно не было — должно быть, глупое создание удрало в лес, на корм железным волкам.
И тут квестор понял три вещи. Во-первых, он остался совершенно один в двухстах километрах от базы, на планете, где радио не пробивалось сквозь кипящую ионосферу, лидарные лучи гасли в облаках сажи, и единственным способом связаться с «Бао Чжэном» на орбите было — задействовать эвакуационный маяк. Во-вторых, наружный термометр показывал плюс пятьдесят восемь, и, когда батареи скафандра разрядятся, Данил начнет медленно вариться в своей скорлупе. Еще никому не удалось утрамбовать действующий термоядерный реактор в габариты рюкзака. В-третьих, его отделяло добрых двадцать километров от замка, где, помимо графа Дракула и его ручного дракона, находились четверо из шести похищенных ученых. И, должно быть, трупы остальных.
У него не было оружия, у него не было связи, у него не было времени и не было никакого представления о том, что делать дальше.
Квестор пожал плечами под издевательски белым скафандром и, подняв брошенный лейтенантский разрядник, зашагал по дороге, вымощенной черным кирпичом, в сторону далекого замка.
Солнце зашло, и наступила темнота.
Днем раньше Данил только начинал подозревать, что дело обстоит сложней, нежели ему представлялось.
— Упрямиться вздумал, быдло?! — взревел барон, нависая над деревенским старостой, точно осадная башня.
— Да как можно, ваша пришлая светлость! — проныл тот, еле держась на ногах. У запуганного старосты подгибались разом все четыре колена. — Толька-а… нельзя ли…
Данил слушал вполуха, озираясь по сторонам. Зрелище ему открывалось не слишком впечатляющее, зато весьма поучительное — если вы питаете слабость к азбучным истинам. Образами деревушки на краю владений графа Дракула можно было иллюстрировать старую максиму: «Нищета везде одинакова».
