Вне всяких сомнений, это был он. Узнаваемая прическа и решительное выражение лица исключали всякую возможность ошибки.
То, что «торнадо» на самом деле оказалось Ремером, по мнению Йона, решало все. Как свидетельствовали материалы дела, Ремер был весьма ловким бизнесменом, привыкшим прибирать к рукам все то, что пахнет деньгами. При этом ему было абсолютно наплевать, откуда именно исходит этот запах. Так почему бы ему и не нажиться на сделке с букинистическим магазином, раз уж об этом случайно зашла речь во время встречи с адвокатом?
Йон покачал головой, сокрушаясь по поводу того, что уже второй раз за сегодняшний день испытывает приступ паранойи. А ведь на часах не было еще и десяти.
Катерина заглянула сквозь уличную витрину внутрь «Libri di Luca». Сын Луки. Он стоял у прилавка и что-то говорил Иверсену; тот несколько раз отрицательно покачал головой. Уличная темнота полностью скрывала девушку от их взглядов, и она вполне могла уехать, так и не обнаружив себя. Продолжая сжимать ручку двери, она тем не менее замерла в нерешительности, не зная, как поступить.
На самом деле акт так называемого улавливания мог приобретать достаточно интимный характер. Помимо зрительных образов, возникавших в ее сознании по мере восприятия текста, она отчасти была в состоянии заглянуть во внутренний мир Чтеца, составить себе — хоть и достаточно фрагментарно — его личностный портрет, проникнуться его настроением. С момента демонстрации в присутствии Йона у нее каждый раз возникало странное чувство. Катерине казалось, будто ей стало известно нечто такое, чего она совсем не должна была знать, то, чего толком не знал и он сам. В ходе этого их совместного опыта Катерина была поражена и испугана тем, что именно открылось ей в личности Йона, и теперь она не понимала, что ей делать со своим открытием. Немногим понравилось бы, узнай они, насколько глубоко девушка может проникнуть в их внутренний мир с помощью своих уникальных способностей.
Сделав глубокий вдох, она нажала на ручку. Мужчины обернулись на звук колокольчика.
— А, Катерина, здравствуй! — сказал с улыбкой Иверсен; Йон ограничился коротким кивком.
Поздоровавшись в свою очередь, Катерина прикрыла дверь.
— Взгляни, возможно, ты его знаешь. — Иверсен взволнованно указал на ксерокопию статьи с фотографией, лежащую на прилавке. — Его фамилия Ремер. Это о чем-то тебе говорит?
Она подошла к прилавку и внимательно посмотрела на фотографию мужчины немногим старше сорока лет, с уверенным видом поднимавшегося по какой-то лестнице. Катерина покачала головой:
— Нет, никогда раньше его не видела. Кто это?
— Один клиент, — ответил Йон. — Похоже, он весьма много знает о «Libri di Luca» и о самом Луке.
— Он хочет купить магазин, — прибавил Иверсен.
Девушка с испугом взглянула на Иверсена, который сразу же поднял руки, сделав ими успокаивающий жест:
— Успокойся, никто нас не продал. По крайней мере, пока еще.
— На самом деле покупатель не он, а один из его друзей, — пояснил Йон. — Вроде бы этот человек уже владеет целой сетью заведений подобного рода и еще интернет-магазином. Вам в связи с этим никто не приходит на ум?
— На этом рынке есть несколько крупных игроков, — ответил Иверсен, — и некоторые из них действительно делали твоему отцу предложение о продаже «Libri di Luca», однако он каждый раз отвечал отказом. Ни при каких обстоятельствах он не желал, чтобы его магазин использовали подобным образом.
— А ты как к этому относишься? — поинтересовался Йон.
— Я считаю, что «Libri di Luca» и компьютер — вещи несовместимые. Как, скажи на милость, можно определить качество книги, не подержав ее в руках? — Иверсен покачал головой. — Большая часть покупателей приходит сюда из-за царящей у нас атмосферы. Мы не можем их подвести.
В этом Катерина была полностью согласна с Иверсеном. Магазин «Libri di Luca» был своего рода убежищем, и ей, как никому другому, было знакомо наслаждение, которое доставляет осмотр книжных полок и ощущение в своих руках фолианта действительно превосходного качества. Будучи не в состоянии читать сами слова, она очень любила касаться бумаги, на которой они написаны, и переплетов, которые их защищают. Поскольку содержание было для нее недоступно, ей приходилось довольствоваться его носителями, и Катерина не испытывала из-за этого ни горечи, ни сожалений. Наоборот, она могла в полной мере оценить фактуру материала, качество работы мастера и восхититься и тем, и другим.
— Как вы считаете, — задал Йон очередной вопрос, — это случайность, что Ремер начал расспрашивать меня о «Libri di Luca», или же у него были на этот счет какие-то задние мысли? Откуда взялся такой внезапный интерес, да еще в это самое время?
Иверсен и Катерина переглянулись. Девушка видела, что Иверсену не терпится рассказать Йону все, что он знает, и в то же время он опасается, ибо существуют границы того, во что можно посвящать человека в общем-то постороннего. Йон и так уже знал слишком много, более чем достаточно для того, чтобы стать угрозой для безопасности Общества.
— Думаю, интерес к нашему заведению связан прежде всего с его хорошей репутацией, — ответил Иверсен. — Твой отец был человеком весьма известным и уважаемым в этих кругах.
— А может это иметь какое-нибудь отношение к коллекции там, внизу?
Иверсен покачал головой:
— О ней было известно очень немногим. Я думаю, скорее всего, кто-то решил тем или иным способом занять место, которое освободилось после смерти твоего отца.
Йон внимательно посмотрел сначала на Иверсена, потом на Катерину и глубоко вздохнул.
— Как вам, должно быть, известно, — медленно сказал он, — я адвокат. И одна из важнейших особенностей моей работы — умение распознавать, когда кто-то лжет или утаивает какие-нибудь сведения. Мне кажется, вы не все мне рассказали.
Иверсен хотел было что-то возразить, однако Йон поднял руку, останавливая его:
— Я прекрасно понимаю: то, во что вы меня посвятили, это тайна. — Он пожал плечами. — Разумеется, если верить всему этому, — а мне пришлось в это поверить. Но я чувствую, что должно быть здесь что-то еще. Ведь вы постоянно твердите, насколько важно, чтобы я понял. Но как я могу это сделать, если вы не рассказываете мне всего?
Иверсен сосредоточенно смотрел на Йона, который стоял перед ним, опираясь обеими руками на прилавок. Катерина видела, как постепенно взгляд старика становится все более бесстрастным; наконец он отвернулся и посмотрел в окно. Девушка понимала, что это всего лишь маскировка: на самом деле сейчас Иверсен лихорадочно пытается сообразить, как ему ответить, чтобы и удовлетворить сына Луки, и не сказать слишком многого.
