что заведение освободилось.
Ни слова не было сказано о произошедшем. Для Маши ничего не случилось. А для меня?
У меня голова шла кругом. Происходило что-то неправильное, я понимал что именно, но неправильным оно было лишь для меня. Маша проблемы не видела и получала от такой жизни удовольствие. Получается, проблема – в моих мозгах. Будь со мной Люба, события развивались бы иначе, а сейчас мне одновременно хотелось противоположных вещей: разругаться с Машей вдрызг из-за ее привычек и, в то же время, продолжать жить невозможной в других условиях жизнью, прекрасно представляя, что ничего подобного у меня никогда ни с кем не повторится.
Я видел Машу голой. Сегодня состоялся, так сказать, бартер: невольно показав себя еще раз, «тетя» увидела сокровенное достоинство «племянника». Отсутствие родства доставляло душе лишние муки, сознание металось в поисках правильного решения и не видело его. Или не хотело видеть. Меня терзали сомнения. Сосуществование с Машей в одном помещении напоминало жизнь в районе тлеющей «горячей точки», где иногда постреливают и в любой момент может бабахнуть, причем так, что ног не унесешь. Особенно обидно, что это не моя война, я оказался здесь случайно.
По квартире дефилировала белая футболка, а при сидении на кухне, когда выбранный Машей стул находился напротив меня, валянии на диване перед телевизором и наклонах из-под футболки случайному зрителю открывалась широкая белозубая улыбка трусиков. Радовало одно: нижнее белье, носимое Машей, не было стрингами и похожими на них конструкциями из утопающих в теле ниточек, иначе мои дремучие инстинкты взорвались бы от напряжения. Но. Даже прикрывая самое важное, то есть будучи достаточно ханжеским по сравнению с тем, что пропагандировали интернет и кинематограф, этот предмет интимной одежды не предназначался для взглядов чужих мужчин. Приятно, что Маша не относила меня в разряд чужих, но это же и напрягало.
Я с удовольствием представлял Любу дома в футболке и трусиках, лицезреть в таком виде мечтал, но видеть вживую не приходилось и, к сожалению, придется нескоро. Я понимал, что ходить в таком виде при посторонних неприлично, и если Люба приедет и застанет Машу в подобном, с позволения сказать, «одеянии»… Я сгорю со стыда, а реакцию Любы лучше не представлять. Женская красота – понятие в некотором роде интимное, ее дарят определенному мужчине, а мужчины считают красоту своей женщины личной собственностью. Потому, кстати, мусульмане наряжают прекрасную половину человечества в паранджу, чтобы даже лиц не показывать. Потому что «мое»! Пусть оно и ходит на собственных ногах. Люба понимала, что ее скрытые прелести принадлежат мне, и откроется она только передо мной.
Одно дело – любимая девушка, другое – тетя, она же «сестра». Перед приездом Любы надо провести с Машей просветительско-воспитательную беседу. У свободы есть границы, за которыми она мешает другим, и если вдвоем с Машей в скользких случаях мы достигаем компромисса без особых трений, то с Любой так не выйдет. Придется Маше принимать меня и мои жизненные ценности, как я принимаю и терплю ее женатика-Юру.
Понятно, что для повторения штурма занятого туалета силы нашлись не скоро. Второй раз для подвига я выбрал время, когда, судя по звукам, Маша вышла из душа. Прекратился шум воды, съехала вбок сдвинутая занавеска, застучали флаконы и пузырьки на полочке с косметикой. Для надежности я выждал еще минуту, постучал и решительно распахнул дверь.
Маша была в одном полотенце. Полотенце было на голове, намотанное на свежевымытые волосы. Одна из рук ставила на место тюбик с кремом, вторая держала еще одно полотенце, в него Маша только собиралась завернуться.
– Пардон. Ты слишком быстро вошел.
– Не быстрее, чем входишь ты.
Я слукавил, разница была, но она была небольшой.
– А я не жалуюсь и ничего не предъявляю. – Маша спокойно замоталась в широкое полотенце от подмышек до середины бедер. – Я, как ты любишь говорить, констатирую. В следующий раз обещаю быть расторопней.
Она взяла прежний тюбик и продолжила процедуру втирания крема в запястья. Для нее сейчас ничего не произошло. А у меня сделать то, зачем пришел, не получилось. Правда, сделать вид, что я это сделал, пришлось, иначе Маша не поняла бы повода ввалиться в занятый другим санузел. Постояв с минуту, я спустил воду в унитазе и бесславно покинул поле боя.
И все же я отплатил Маше ее же монетой. В очередной визит Юры они с Машей избрали для утех ванную комнату, это был мой долгожданный шанс. Из-за двери неслись тонкие стоны и короткие мужские взрыки, четкий ритм шлепков прослушивался не хуже, чем через стенку между спальнями. Занимались бы мы с Любой тем же самым, месть могла быть другой. Тогда я сам не давал бы Маше спать или делать что-то еще, ее фантазия обогатилась бы новыми знаниями и направлениями, а мнение обо мне, как соседе и мужчине, неизмеримо выросло бы. Увы и еще раз увы. Никогда Люба не сделает того, что творила Маша. Вкушать телесное блаженство мы с любимой будем без посторонних, чтобы не отвлекаться и наслаждаться только друг другом. Когда двое хотят быть счастливы, третий не нужен. Когда с Любой у нас в этом плане все наладится, ни о какой Маше я не вспомню.
Так будет. А сейчас Маша была рядом, и мне следовало показать ей, что правила, которые она устанавливает в свою пользу, могут оказаться палкой с двумя концами. В самый, судя по звукам, ответственный момент я постучал и почти сразу открыл дверь. В конце концов, меня не предупредили, что входить нельзя, значит я в своем праве.
– Простите, что вламываюсь, но мне приспичило не меньше, чем вам. В число исключений, которые установлены для этого помещения, ваше занятие не входит.
Последнее я добавил специально для Маши. Теперь пусть подумает, каково тем, кто не привык видеть посторонних при интимных занятиях и процессах.
Как и Маша в таких случаях, входя в занятый санузел, я глядел мимо… но не получилось. Глядеть мимо оказалось некуда. Картинка – как из похабных роликов из сети. Прикрыться любовнички не успели, только прижались друг к другу.
Перед входом сюда мне почему-то не пришло в голову, что парочка могла заниматься своими делами на унитазе. Теперь я не знал, что делать дальше. Ситуация «зависла». Попросить освободить агрегат? Язык не поворачивался.
Наверняка, у Маши и Юры на языке крутилось много чего, от беспредметной матерной ругани до обвинений в наглости или глупости. Вместо этого Маша тихо произнесла:
– Прости, Алик, это мой недочет, в следующий раз обязательно предупрежу. А
