– Вероятно, Колм понимал насущную необходимость того времени, и возможность сыграть подлинного героя в реальной жизни, должно быть, понравилась ему. Он объявляет себя Талино, единственным уцелевшим, который каким-то образом спасся с «Корсариуса».
Уайлер хихикнул.
– Наверное, он ужасно удивился, когда всплыла история с предательством. Члены экипажа Сима удрали. И не самое ли естественное для публики предположить, что человек, заявивший о своем чудесном спасении, является лжецом? Особенно, если его изложение событий так отличается от официальной версии. Поэтому Колм, надеявшийся пожать плоды героизма другого человека, оказался в роли негодяя. – Так почему же он не отказался от этой роли? Почему не вернулся к прежней жизни? Мы никогда этого не узнаем. Талино мог легко исчезнуть, и никто бы ничего не заподозрил. Но он остался, продолжая играть свою роль, произносил речи на обедах. Возможно, ему было выгоднее играть роль опозоренного героя, чем влачить жизнь актера-неудачника. Но мне хотелось бы выдвинуть гораздо более необычное предположение: Колм играл Талино так хорошо, настолько отождествлял себя с ним, что и в самом деле стал Талино. Он чувствовал себя обязанным защищать присвоенное имя.
Уайлер кратко суммировал немногочисленные доказательства: противоречия в утверждениях, приписываемых Талино – Колму, исчезновение актера примерно в то же время, когда произошло сражение у Ригеля, два заявления лиц, знавших Колма, которые утверждали, что он, действительно, замаскировался под Талино. И так далее.
– Каждый факт в отдельности, – заметил оратор, – стоит немного. Но вместе они приводят к однозначному выводу.
Он огляделся, ожидая вопросов.
– Что случилось с настоящим Талино? – спросила молодая женщина в переднем ряду.
Квинда небрежно повернулась и посмотрела в мою сторону. Казалось, она глубоко задумалась.
– Держу пари, – сказал Уайлер, – что из всех членов экипажа только он остался верным Симу. По моему мнению, он погиб вместе со своим капитаном.
* * *
– Не верю ни единому слову, – произнес я в сторону группы стоявших передо мной людей. Один из них, высокий седой человек с отточенной дикцией и осанкой декана философского факультета, обернулся и неодобрительно уставился на меня.
– Уайлер – солидный исследователь, – торжественно заявил он. – Если вы можете доказать его ошибку, мы будем рады вас выслушать.
Засмеявшись, он ткнул локтем одного из своих собеседников и одним глотком эффектно прикончил свой бокал.
– Жаль, – сказала женщина позади нас. – Человек остается и отдает свою жизнь, когда остальные удирают, а что он получил в итоге?
Ее глаза затуманились, и она покачала головой.
Квинда, стоя ко мне спиной, разговаривала с каким-то юношей. Это она, теперь я уже не сомневался. Ее дед Артос Лландмен был коллегой Гейба, но мне не удалось вспомнить фамилию девушки. Я двинулся в ее направлении, с трудом прокладывая себе дорогу. Обрывки разговоров показывали, что не на всех рассказ Уайлера произвел такое же впечатление, как на меня:
«...Избавили его от собственного имущества, чертовски стыдно, ну, я тебе скажу, мы этого не потерпим...», «...чертовски хочется, чтобы они составили свой акт до того, как цена на недвижимость упадет в тартарары...»
– Квинда, – позвал я, подходя, – это ты?
Она резко обернулась с выражением смутной настороженности, которое появляется у людей, когда они встречают знакомое лицо, но не могут вспомнить имя.
– Да, – неуверенно ответила она. – Я так и думала, что знаю вас.
– Алекс Бенедикт.
Она вежливо улыбнулась, но, похоже, не узнала.
– Мы с тобой когда-то ходили смотреть на Мелони. Помнишь? Мой дядя жил в Нортгейте, и вы с дедом иногда приходила к нам в гости.
Квинда слегка нахмурилась, а потом глаза ее вспыхнули.
– Алекс! – выдохнула она. – Это и вправду ты?
– Ты здорово выросла с тех пор, когда я видел тебя в последний раз. Тогда ты была маленьким эльфом.
– Она и сейчас такая же, – вмешался ее спутник. Через несколько секунд он извинился и отошел, а мы перебрались в одну из комнат и ударились в воспоминания о прежних днях.
– Арин, – ответила она на мой вопрос о ее фамилии. – Такая же, как и раньше.
У нее были спокойные зеленые глаза, коротко остриженные волосы, обрамляющие выразительное лицо, и милая уютная улыбка, появляющаяся легко и естественно.
– Мне всегда нравились эти визиты, – сказала она. – В основном, из-за тебя.
– Приятно слышать.
– Я бы тебя не узнала.
– У меня была нелегкая жизнь.
– Нет, нет, я не то имела в виду. У тебя не было бороды. – Квинда сжала мою руку. – Я в тебя тогда влюбилась, – призналась она, слегка подчеркнув глагол, – а потом мы однажды пришли, а тебя уже не было.
– Я уехал сколачивать состояние.
– И удалось?
– Да. В каком-то смысле.
Это было правдой: мне нравилась моя работа, и я прилично зарабатывал.
Квинда ожидала продолжения. Но я промолчал.
– Что ты о нем думаешь? – спросила она, указывая на Уайлера, который все еще разглагольствовал перед группой почитателей.
– Об ораторе?
– О его теории.
– Не знаю, – ответил я. То, что аудитория приняла его всерьез, выбило меня из колеи. – Разве через столько лет можно знать, что произошло?
– Не думаю, – с сомнением произнесла она. – Вряд ли кто-нибудь купится на его историю.
– Одного я уже нашел.
Квинда склонила голову и озорно улыбнулась.
– Наверное, ты не вполне понимаешь истинную природу Общества Талино, Алекс. И я не уверена, что должна разочаровать тебя, хотя меня бы очень удивило, узнай я, что доктор Уайлер сам верит хоть в один из своих доводов.
– Ты шутишь.
Она быстро оглядела комнату и остановила взгляд на полной немолодой женщине в белом жакете.
– Вон там Мэриам Шау. Она может со всей убедительностью доказать, что актер Колм был членом Семерки.
– Ты права, я действительно не понимаю.
Квинда подавила смешок.
– О настоящей цели Общества Талино никогда не говорят. Никогда не признают ее.
Я покачал головой.
– Вряд ли это так. Цель Общества изложена на табличке у двери внизу. «Обелить имя и восстановить должное уважение к деяниям Людика Талино». Или что-то в этом роде.
– «Верного штурмана “Корсариуса”», – закончила она с притворной торжественностью.
– Так в чем же секрет?
– Секрет, Алекс, в том, что здесь нет ни одного человека, кроме, возможно, тебя и еще двух гостей, появившихся впервые, кто бы принимал все это всерьез.
– Ах, так...
– Слушай, почему ты не рассказываешь мне о дяде? Как поживает Гейб? Ты давно вернулся?
