— Алексей Михайлович, зайдите ко мне. Да, прямо сейчас.
Через минуту в кабинет вошел невысокий худой человек. Одна рука у него была скрючена.
— Алексей Михайлович... — Рахманов кивнул на Сашку: — Этот молодой человек — Александр Александрович Чирков хочет кое-что рассказать. Пожалуйста, допросите его.
Когда они вышли, Рахманов посмотрел на меня.
— Сергей Леонидович... Насколько я понял, вы тоже хотите что-то рассказать?
— Хочу.
Я рассказал все, что скрыл от Рахманова раньше. Когда я сказал, что после ночевки на базе ко мне утром подошла собака, Рахманов вдруг оживился:
— Вы говорите, собака стояла рядом с вами и смотрела, как вы рисуете?
— Да. Стояла и смотрела. Можно сказать, любовалась.
— Странно. Даже не сделала попытки зарычать? Или укусить?
— На отдыхающих она не бросается.
— Ну а как же ночью? Когда вы перелезали через забор?
— Ночью ее привязывают. Я лез с другого конца. Так что меня она только услышала. Потявкала и замолчала.
— Понятно. Скажите, вы не помните ее кличку?
— Кличку... — Я попытался вспомнить, как же называл собаку сторож. — Кажется, Дик. Да, точно, Дик.
— Дик. Собаку зовут Дик.
— Правильно, Дик. И все же странно. На меня, например, этот пес бросался как бешеный.
— Что, прямо на территории базы?
— Нет, когда я стоял у сетки. Но на территории базы Дик тоже все время скалился. Думаю, если бы не хозяин, он бы меня наверняка разорвал.
— Странно. Хотя... — Я вспомнил, как Дик бросился на меня при попытке сложить и убрать этюдник. В последний день, когда за мной заехал Сашка. Рахманов поправил очки:
— Да? Хотя?..
— Ну... Этот Дик вообще странная собака.
— Что значит «странная собака»?
— Так, ни с того ни с сего на меня набросился. Хотя все дни до этого относился дружески.
— Интересно. Как же это было? И когда?
— В последний день. Двенадцатого июля. Когда все уехали.
Я рассказал, как Дик чуть не сорвался с цепи, пытаясь помешать мне убрать этюдник. Выслушав, Рахманов хмыкнул:
— Забавно. Только почему вы раньше об этом не рассказали?
— Что тут рассказывать? Подумаешь, собака взбесилась. Да и рассказывать об этом не было повода. Я ведь только сейчас сообщил, что уехал не на электричке, а на машине с Чирковым.
— Понятно... — Взяв ручку, Рахманов начал ее изучать. Положил. — Может, этот Дик на вас бросался, потому что не обучен?
— Не знаю... Вообще-то это матерая псина.
— Уж матерая... Спорить готов, ей не больше трех лет.
— Не знаю. Мне показалось, собака взрослая. Вообще, какое это имеет значение?
— В данном случае, наверное, вы правы. Никакого. Что ж, перейдем к вашей поездке в Москву.
Рахманов продолжил допрос. Причем в том же духе. Записывал каждое слово, уточнял детали. Наконец, закончив, передал мне протокол.
Когда я его подписал, попросил подождать в коридоре.
Выйдя, я сел в кресло. Минуты через три из соседней двери вышли Сашка и Алексей Михайлович. Алексей Михайлович кивнул:
— Ребята, подождите немного. Сейчас мы все с вами решим.
Запер дверь и прошел в кабинет Рахманова. Сашка сел рядом.
— Допросил он тебя?
— Допросил.
— Ну и как он с тобой?
— Я рассказал все, что знал. Он же, как всегда, цеплялся к каждому слову. А твой?
— Мой тоже. Я ему все выложил. Нарисовал даже два портрета Вадима Павловича. До и после операции.
Из двери кабинета Рахманова выглянул Алексей Михайлович:
— Ребята, зайдите.
Мы вошли и сели. Рахманов посмотрел на нас.
— Ну что, примем меры по обеспечению вашей безопасности. Сами же будьте предельно осторожны. Из Москвы в ближайшую неделю постарайтесь не выезжать. Если возникнет острая необходимость, командировка или что-то еще, предупредите. Естественно, если заметите что-то подозрительное, связанное с Вадимом Павловичем, тут же сообщите. Телефоны у вас есть.
— И долго оно будет? — спросил Сашка. — Обеспечение безопасности?
— Пока неделю, а там посмотрим. Одна просьба: никакой самодеятельности.
Сразу после того, как ушли Лотарев и Чирков, в кабинет Рахманова зашли Жильцов и Саенко.
— Виталий, ну что? — спросил Рахманов. — Проверил?
— Проверил, — сказал Жильцов. — Они действительно вызывали милицию. Начальник отделения был предупрежден. Ну и по звонку Чиркова сразу послал троих.
— Кто приходил, они не выяснили?
— Нет. Выяснили только, что никакой телеграммы в адрес Лотарева не поступало. Ну а так, они ведь не знали, кто такой этот Вадим Павлович.
— Хорошо бы поспрашивать жильцов. Может, кто-то из них его видел. Тем более у нас теперь есть его портреты, выполненные Чирковым. До и после операции. Леша, продемонстрируй.
Инчутин пустил по кругу два карандашных наброска. Подождав, пока Саенко и Жильцов их рассмотрят, Рахманов сказал:
— Оба рисунка нужно размножить. Виталий, тебе придется поехать по старым адресам.
— Понятно, — сказал Жильцов. — Додон и Люка?
— Да. Возьмешь наброски и сегодня же вылетишь. В Сухуми и Кулунду. В Сухуми, кроме Люки, покажешь рисунки и остальным. Проводникам поезда, дежурным гостиниц. Не забудь и аэропорт. Леша, Слава, вы сегодня же покажите рисунки Клюеву, Шишкову, Азизову, Аракеляну. Вызовите на завтра Новлянскую, пусть посмотрит и она. Оба рисунка надо направить в ГИЦ.
— И в Солнечногорск, — сказал Инчутин.
— Ну, Солнечногорском займусь я. У меня там свои счеты.
— Насчет Лотарева и Чиркова. Нужно ведь наблюдение? — заметил Саенко.
— Наблюдение уже есть, — сказал Рахманов. — Я позвонил в МВД. Но боюсь, наблюдение ничего не даст.
— Считаете, Вадим Павлович знает, что Лотарев и Чирков были у нас? — сказал Саенко.
— Дело не в этом. Зачем ему лезть в петлю? Ведь в кармане у него семьсот тысяч. Лучшее, что он может сейчас сделать, — лечь на дно. И не дышать, пока все не успокоится.
— Тогда наше дело глухо? — спросил Инчутин.
— Ну есть еще варианты. Во-первых, Новлянская. Ей лечь на дно трудней. Во-вторых, версия, которой придерживаются Шитиков и Клюев, что главный организатор преступления Игорь Кириллович. Если мы с вами знаем, кто этот Игорь Кириллович, то Шитиков, Клюев и Вадим Павлович могут не знать.
— Значит, могут спать и видеть, как бы им добраться до Игоря Кирилловича, — сказал Саенко. — И, пришив его, снять все вопросы.
— Не исключено, что Вадим Павлович поэтому и пришел к Лотареву, — заметил Жильцов. — Для проверки. Иначе бы он не стал рисковать.
На Сенежское озеро Рахманов выехал следующим утром, на том же «уазике» и с тем же шофером. Он уже знал результаты опознания по рисункам, полученные от арестованных накануне вечером. Вадима Павловича, каким, по утверждению Чиркова, он был до пластической операции, не признал никто. Что касается второго рисунка, Азизов и Аракелян без колебаний опознали в нем Вадима Павловича. Шитиков же и Клюев заявили: людей, изображенных на обоих рисунках, они не знают.
