Эти мои слова его точно убедят.
Но пока у меня есть утро с этой девушкой. И это время будет очень приятным. Я слышу, как она уже гремит посудой на кухне, поэтому встаю и иду в душ. По сравнению с «дерма-душем» у меня дома это все равно что стоять под протекающей водосточной трубой, но вода горячая. Сейчас у меня есть несколько минут настроиться на свое новое положение. После ночи крепкого сна так легко запутаться и забыть, кто ты теперь. Когда ты играешь роль другого человека да еще при этом проглотил целый вагон «сместителей», очень трудно помнить, кто ты теперь или даже кем ты, черт возьми, был изначально.
— Я — Норфолк из Норфолка, — говорю я себе, пока горячая вода барабанит по дну пластиковой ванны. — Я диссидент, сбежавший с одной из фабрик по переработке свеклы где-то там в Норфолке. И теперь стараюсь скрыться среди извращенцев и бродяг в этом большом городе.
В качестве «легенды» такая история подходит просто замечательно. Я — лишь еще один беглый рабочий, ищущий в Лондоне убежища среди темных улиц, где порядочные люди не живут. Мне просто повезло, что я познакомился с этой девушкой и она за мной приглядывает.
Я одеваюсь — моя одежда чистая и отглаженная. А потом выхожу из душа и отправляюсь на поиски девушки. Она на кухне — сидит за столом. Она до сих пор одета лишь в маечку и белые трусики, обтягивающие ее милую попку.
— Садись, Норфолк, — говорит она.
Она встает и приподнимается на цыпочки, чтобы достать пару тарелок с полки буфета у себя над головой. Маечка немного задирается, и я вижу ее талию и изогнутую спину. Тут я чувствую особенное шевеление на своем, так сказать, нижнем этаже, а на лице у меня расплывается широкая улыбка. Она, наконец, достает тарелки, оборачивается и ставит их на стол. Она видит мою широкую улыбку и тоже улыбается.
— Что такое? — спрашивает она. — Что ты улыбаешься?
— О, ничего, — отвечаю я, не в состоянии прекратить улыбаться.
— Ну же, Норфолк, — говорит она, — что за секреты! В чем дело?
Когда она говорит про секреты, я вдруг вспоминаю, какой офигенный секрет я храню на самом деле, и если бы она его знала, то возненавидела бы меня. Это стирает улыбку с моего лица.
— Да ничего особенного, — говорю я, глядя в пол и чувствуя себя не в свой тарелке.
— Что? В чем дело, Норфолк? — говорит она, наклоняя голову, чтобы перехватить мой взгляд.
— Я просто подумал, что ты очень красивая, — лопочу я, крутя на столе нож.
— Очень мило с твоей стороны, — отвечает она тихим голосом. — Спасибо. Я тоже думаю, что ты очень милый.
А потом она начинает кашлять. Я поднимаю глаза и вижу, что она покраснела. Она начинает накрывать на стол и поворачивается ко мне спиной, но я все равно вижу, что лицо ее по-прежнему красное и что она улыбается.
Приготовленный ею завтрак очень аппетитный. Обычно я съедаю пару плиток «Брекко» и выпиваю чашку кофе в баре-автомате по пути на работу. Но сейчас на столе передо мной целое изобилие. Все это старомодная еда, которую в наше время уже никто и не ест. Тосты, яичница, бекон, апельсиновый сок и старинные фрукты, такие как бананы и яблоки. Конечно, вы считаете, что бананы и яблоки — это все барахло, так ведь? Но не эти. Эти на вкус просто обалденные. И еще на столе стоит мармелад и масло. В общем, почти все, что я никогда раньше и не ел.
После вечера, когда я то блевал, то бился обо что-нибудь головой, я ужасно проголодался и кидаюсь на все эти прелести, как волк. Я стараюсь не заглатывать еду, как делал это с болли-нейз прошлым вечером. Тогда я уж очень поторопился и, наверное, именно из-за этого, как говорится, все вернул назад. К тому времени, как мы закончили завтрак, мы оба наелись, как поросята, и сидели, откинувшись на спинки стульев, поглаживая свои животики.
— Черт возьми, это было просто офигенно! — говорю я.
— Спасибо, Норфолк. Ничего особенного, конечно, но я рада, что тебе понравилось. Как приятно за кем-нибудь ухаживать. И как приятно, когда твои труды ценят.
— Я еще как ценю! — восклицаю я. И это на самом деле так. Она действительно просто обалденно милая. И мне действительно обалденно приятно просто сидеть здесь рядом с ней в залитой солнцем кухне, уплетая классный завтрак и любуясь ее гладкими ножками, ее белыми трусиками и ее плечами и красивыми грудками, которые иногда показываются в вырез маечки. Это куда как лучше, чем пялиться на мерзкую рожу Федора после того, как он в очередной раз переночует в моей квартире, потому что накануне мы слишком уж круто оттянулись у «Звездных сучек». Или слушать, как он обзывает меня козлом, и смотреть, как он ковыряется в носу, портя воздух и дыша перегаром от «бориса».
Я чувствую, как к моей ноге под столом что-то прижимается. Что-то теплое и живое. Я смотрю под стол. Это кот.
— Там кот! — говорю я.
— О, не обращай на него внимания. Чарли, иди сюда! — говорит она, и Чарли бежит к ней, задрав трубой хвост, и начинает тереться теперь уже о ее ноги. — Я его, можно сказать, спасла, — объясняет она. — Его выбросили на улицу. Я стала его кормить, и с этого все началось. Потом он просто стал жить у меня, и с тех пор мы вместе.
Она нагибается и чешет Чарли за ушами. Кот закрывает глаза и мурлычет от удовольствия.
— Правда, Чарли? — спрашивает она кота. Она берет его на руки, и Чарли внимательно смотрит на меня, а я — на него. — Он был в ужасном состоянии. Такой худущий и весь запаршивел. Полно блох и еще будто дикий, — говорит девушка. — А теперь он мягкий, гладкий и красивый. И очень счастливый.
— Везунчик Чарли! — говорю я.
Идея отправиться на прогулку по этой чужой и даже, можно сказать, вражеской территории мне совсем не нравится. Но солнце светит так ярко, и ей хочется выбраться из квартиры.
— Ну же, Норфолк! Пойдем! — просит она. — Не волнуйся. Все будет в порядке.
Такое ощущение, что она улавливает мою робость и понимает ее. Но она явно не желает испортить мой день. Наверняка она думает, что я не хочу выходить, потому что только что удрал из провинции и боюсь, что правительственные агенты меня схватят, опять отправят в Норфолк и заставят работать на сельскохозяйственной фабрике, заковав в цепи. Но дело совсем в другом.
Я боюсь, что меня поймают как раз за то, кто я есть на самом деле — правительственный шпион/защитник. Что, если мне встретится этот гребаный старикашка, долбанувший меня вчера бутылкой по голове? Что, если он узнает меня и начнет орать про то, как я его отмутузил, и про то, что я вообще из Департамента безопасности? Тогда я точно влипну. Соберется разъяренная толпа и поотрывает мне руки и ноги. Но девушка внушает мне, что все будет в полном порядке.
