не знаете?
— А зачем тебе?
— Ну скажу его домашним, что я его не дождался, а то невежливо как-то.
— А, ну тогда смотри — вон видишь на холме два дома без стекол…
— Вижу.
— А за ними такая же пятиэтажка. Первый подъезд, второй этаж, дверь сразу направо. Я его как-то по тревоге поднимал, поэтому где квартира запомнил.
— Спасибо мужики за информацию. — я на прощание поручался с гаишниками: — а еще не подскажите, вон та дорога куда идет?
— Это не дорога, это технологический проезд. Он мимо карьеров идет до обогатительной фабрики и все, там тупик. У нас одна дорога, а потом она расходится, одна на юг, на Столицу идет, а вторая на север — в Канск, но она совсем убитая.
— Еще раз спасибо парни.
Лейтенант Глушков с семьей жил в странном месте — в двадцати метрах от стены дома начинался крутой край сопки, покрытой густым ельником. А между домом Глушкова и самим поселком стояли остовы двух панельных пятиэтажен, полностью собранные, но состоящих только из панелей — ни одно деревянной или металлической детали в этих остовах не было, только бетонные плиты, как будто гигантское животное просто вылизало все дерево и весь металл.
Дверь мне открыла молодая худенькая женщина, с серым лицом и красными глазами, надежда в ее глазах, когда она увидела, кто за дверью, сменилась паникой:
— Вы кто?
— Здравствуйте, я капитан Жемчужный, уголовный розыск Города. Меня ваш муж вызвал сюда, сказал, что задержал машину в розыске за нашим отделом.
— Мужа нет! — она резко попыталась захлопнуть дверь, чуть не прищемив лапу любопытному Никсону, но между дверью и косяком оказался еще и мой ботинок.
— Извините, я все-таки войду — я невежливо толкнул дверь, вошел и запер ее на ключ.
— Что вам надо? — женщина в страхе отступала из прихожей.
— Мне лично — ничего. А вам мне кажется нужна помощь.
— Удостоверение покажите — маленькая фигурка решительно шагнула ко мне.
— Вы не понимаете. Тут нельзя жить — я обнимал острое плечико жены Глушкова, а она пыталась вытереть зареванное лицо, которое прятала на моей груди: — К нас двое детей, думали, что квартиру получим, проживем. Васе какая разница где служить, я в садик устроилась, детей сразу туда же приняли. Только через месяц поняли, что это филиал ада на земле. Все здесь решает Ваксин. Он пару лет назад как-то оказался владельцем обогатительной фабрики, остальные либо уехали, либо доли ему продали. Фабрика не работает, вернее работает три месяца в году, а на каждое место пятьдесят желающих. Вся молодежь сидит на этом ужасном наркотике — «крокодиле», и мрут как мухи. Тащат все. Вон видите — два общежития? Из зданий вынесли все — дерево, доски, даже грозди все вырвали, там только голые коробки остались, все растащили. С темнотой на улицу не выйдешь — люди пропадают. Говорят, медведи ночью в город заходят и людей в горы утаскивают. Я лично оторванную руку как-то утром, по пути на работу, видела, просто на асфальте лежала, а вокруг немного крови растеклось. Муж мне про работу ничего не рассказывал, но все время мрачный ходил, а уехать отсюда нельзя — отсюда не переводят, только через увольнение. А куда мы с двумя детьми уедем? Три дня назад я в садике с первой работала, поэтому мы с девчонками без пятнадцати семь из дома ушли, а Вася еще спал, ему к девяти было. И больше я его не видела.
— Мне в РОВД начальник сказал, что он на охоту ушел…
— Вася охотником не был, только собирался зимой с парнями с работы на охоту сходить, они ему ружье обещали дать и все, что необходимо.
— А как ваш муж на работу шел, какой дорогой?
— Да вот мимо этих общаг бывших и шел, тут одна, прямая дорога.
— Скажите, а обувь его дома осталась?
— Зачем вам?
— Да вот, собачка у меня очень умная, которую вы чуть дверью не искалечили, она может попробовать след взять…
— Вы простите меня пожалуйста, и пусть собака ваша простит, я просто испугалась, незнакомый человек на пороге, я итак все время боюсь. А обувь Васина в коридоре стоит, только я слышала, что собака может только свежий след взять…
— Да, это все верно, только у вас окраина, да и собак и кошек, что могут моего пса отвлечь я не вижу. Не знаете, кстати, почему?
— Вы знаете, я как-то не обращала внимание… Может тоже эти… медведи?
— Может быть. Тогда мы какой –ни будь ботинок Васин возьмем и пойдем, след взять попробуем. Вы дома будете?
— Нет, мне в садик, во вторую смену, я скоро ухожу.
— Тогда телефончик мне напишите, я вам, если что узнаю — позвоню.
Никсон уверенно взял Васин след, довел до первого остова общежития, ткнулся головой в подъезд и вдруг выскочил оттуда, взвизгнув и поджав хвост, так, что я с трудом удержал его на поводке.
Пришлось мне шагать вперед, таща за собой упирающегося щенка. На бетонной стяжке пола квартиры справа было несколько темных пятен, затем две пыльные борозды вели в сторону проема окна, смотрящего в сторону леса. Я вылез через соседнее окно и пошел по еле видимым следам на слое елочной хвои, что в учебниках по криминалистики называют следами волочения. Метрах в трехстах, в яме, под вывернутым ветром или старостью деревом, следы волочения закончились, а под слоем хвои виднелась голубая материя, похожая цветом на форменную рубашку МВД, над ямой густо кружились мухи.
Людмила Сомова.
После того, как я тщательно задвинула задвижку входной двери и перебрала все вещи, которые старая тварь как попала распихала по сумкам, у меня закончились дела. Вещи, конечно, придется все перестирывать, но это уже дома. Дверь я замкнула простеньким заклятием, никакая тварь войти через нее не могла. Хозяйка квартиры, конечно, тоже оказалась тварью, но все-таки, она человек, да еще это ее квартира, на нее заклятие действовало плохо. Надеюсь, мытье головы в унитазе, что устроил ей Николай, на нее подействовала и в ближайшее время я ее не увижу. Поэтому мне оставалось только ждать. От нечего делать я включила телевизор. Изображение было на удивление четким — трансляционная вышка висела над всем городом, упершись стальными опорами в высокую скалу, возвышавшуюся над поселком, и пилот авиалайнера, поправив парашют на глазах у изумленных пассажиров, жизнерадостно сообщил, что время есть, потому что есть «Меллер», потом пошла жизнерадостная тетя Ася, а потом, как-то незаметно за окном стемнело. Я решила, что хорошо бы наделать бутербродов из остатков еду, так как мои мужики, на двух и четырех ногах, придут явно голодные. За бутербродами пришел черед чайника, к чаю я употребила пару кусков хлеба с колбасой, затем на всякий случай набрала воды в пластиковую бутылку и втиснула ее в сумку с вещами Николая, висящую на вешалке в прихожей, а потом на балконе раздался хлопок, как будто упало что-то тяжелое. Я заглянула в комнату — за хрупкой преградой из стекла и фанерок стояла какая-то темная масса и глядела на меня. Дверь взвизгнула, со звоном лопнуло стекло на балконе, дверное полотно начало складываться под давлением огромной массы, а я, оглашая весь дом своим визгом, уже бежала во лестнице, ведущей из подъезда вниз, думая почему-то о том, что хорошо, что в квартире были не очень чистые полы, а я брезговала разуваться — теперь спасаюсь в кроссовках, что безусловно удобнее, чем босиком. Ну улице меня схватили за руки и за шею, как несколькими часами раньше Николай хватал хозяйку квартиры, и через мгновение запихнули на заднее сидение «длинной» «Нивы», прижав к двери и придавив еще какие-то плотным мужиком, что выворачивал мне руки. Сзади хлопнула пятая дверь, я попыталась повернуть голову, но тут-же испуганно замерла — меня в шею укололо что-то острое, похожее на коготь, и кто-то, воняющий покрой собачьей шерстью и тухлым зловонием, задышал мне в ухо.
— Не вздумай ее здесь драть — абсолютно спокойным голосом произнес водитель — молодой крупный мужчина в серой ветровке, усаживаясь за руль и заводя двигатель: — потом салон не отмоем, и отец нас всех выдерет. Потерпи пять минут.
Я поняла, что это конец.
Николай Жемчужный.
Несмотря на отличную летнюю погоду наше пребывание в Н-ске становилось все более неуютным. Странное поведение местных правоохранителей, лютая
