Да пошел он к черту, в кошкину задницу или еще куда подальше! Паранорм, надо же?!.. А я не хочу!..
Ох, Иринка, Иринка! Что ж ты наделала?!.. Зачем?..
Медленно я обошел осиротевшую квартиру, вдыхая ее запахи, прикасаясь к вещам, мебели, пытаясь запечатлеть в памяти — ведь больше ничего не осталось! И уже выйдя в прихожую, открыв дверь, вдруг заметил на полочке под зеркалом маленький золотистый флакон с резной пробкой в виде какого-то цветка — Ее любимые духи!
С минуту я смотрел на эту вещицу, единственную настоящую память о Ней, потом решился, положил флакон в нагрудный карман и вышел из квартиры.
Часть вторая
СЕРЫЙ СЕНТЯБРЬ. НАДИЯ
Больше года прошло с того страшного дня, когда я потерял Ирину, единственную настоящую Женщину в моей жизни, мою лучшую половину. Но не даром говорят, что время лечит любые раны. Постепенно боль куда-то ушла, а осталась лишь тягучая тоска по невозвратному, которую отчасти удавалось заглушить работой, отчасти вином, отчасти случайными встречами с другими женщинами, обыкновенными и легко забываемыми.
Все это время сотрудники криминальной службы не прекращали поисков Надии Саликбековой, использовав весь имеющийся арсенал средств и способов обнаружения, но… Эта таинственная женщина исчезла бесследно! Ее не только не смогли обнаружить физически, но и одновременно пропали все данные о ней из компьютерных банков: оперативники не нашли ни одного упоминания о Надие Рафаиловне Саликбековой! Главный компьютер управления после получасового поиска по всем служебным сетям выдал заключение, что человека с такими характеристиками никогда не существовало. Несколько дней все, включая комиссара, ходили с мрачными физиономиями, но потом вынуждены были признать свое поражение, и постепенно повседневная рутина вновь затянула нас в свои сети.
В тот холодный сентябрьский вечер я сидел один-одинешенек в нашей «уголовке» и пытался выдавить из себя хоть пару строк о новых «художествах» местных ревнителей государственных интересов в сфере разработки новых газовых месторождений на юге губернии. Сей лакомый кусок вновь, как всегда, пытались растащить по собственным карманам, минуя «закрома Родины». Система была отработана еще при Горбатом Президенте, а потому все попытки пресечь незаконное «распределение сырьевых и топливных ресурсов» неизбежно заканчивались одинаково — ничем. Тем не менее, среди СМИ самого разного калибра считалось неким признаком хорошего тона периодически облаивать всю чиновную рать сверху до низу за лиходейство и мздоимство, получать дежурные заверения от властей предержащих обещания непременно во всем разобраться и с чувством выполненного долга снова переключаться на какие-нибудь более интересные темы, вроде диспута о количестве ночных баров и борделей в губернском городе.
И вот когда я, совсем отчаявшись «родить» что-нибудь читаемое, допивал остатки остывшего кофе, проснулся мой телефон. Чтобы догадаться, кто звонит, мне не пришлось даже воспользоваться одной из своих новых способностей, разбуженных моей возлюбленной, Ириной Колесниковой, магом и целителем, спасшей меня от смертельной болезни. Простейшая дедуктивная цепочка указала, что именно мне, именно сюда, именно в этот час мог звонить только один человек. Поэтому я снял трубку и спокойно сказал:
— Привет, Олег! Что новенького?
— А?!.. Привет, котяра… Черт, как ты это делаешь?!
— И это спрашивает сыщик?! — притворно изумился я. — Могу сказать больше: у тебя на руках свежий труп и, скорее всего…
— Стоп! — Ракитин наконец опомнился. — Тебе Алена звонила?
— Мимо. А я попал. Требуются извилины?
— Желательно, не прямые. Но пока — «топ сикрет»!
— Не учите меня жить. Адрес?
— Проспект Мира двенадцать, квартира тридцать шесть, лифт не работает, — в трубке запикали гудки.
Они пели о моем спасении от творческих и душевных мук, по крайней мере, на время. И я выскочил из редакции в промозглый сентябрьский вечер.
Город был захвачен туманом, что в сентябре здесь — дело обычное, но создающее ряд неудобств: например, когда вам нужно как можно быстрее попасть на другой конец города, а вы принуждены тащиться в собственной машине со скоростью престарелого тяжеловоза. Вообще туман, как природное явление, при наблюдении его со стороны, весьма необычен и даже по-своему красив. Его поэтически сравнивают то с молоком, то с ватой или сливками — в зависимости от плотности тумана, освещения и настроения наблюдателя. Но лишь попав в него, все эпитеты меняются на полярные — и ведь тоже вполне обоснованно! С изнанки туман выглядит полной противоположностью себе самому. Странная бесцветная муть в паре с гнуснейшей разновидностью дождя нудной и бесконечной моросью — все, что остается бедным горожанам вместо солнца и осенней палитры природы.
Я медленно ехал по забитым клубками и сгустками тумана улицам, и через короткое время возникло неприятное ощущение, что еду по кладбищу: ни машин, ни людей, ни освещенных окон. Правда, минут десять спустя, я разглядел впереди разноцветные блики и отсветы реклам и витрин и вскоре с облегчением вывернул на Центральный проспект, пронзавший город насквозь. Лохматая сырость здесь изрядно поредела и плавала теперь отдельными клочьями где-то на уровне вторых этажей, временами скрывая крикливые вывески всех этих реформаторских контор и приватизированных магазинов. Но вечерняя жизнь на «местном Бродвее», несмотря на это, била ключом.
У ресторана «Сибирь» уже перемигивались три патрульных джипа, из концертного зала выливалась пестрая горластая толпа наших меломанов, а с набережной доносились такие разудалые вопли и хохот, что было ясно — туман для них, как рыбий хвост коту.
По адресу, указанному Олегом, я добрался без приключений и даже сразу попал в нужный подъезд, хотя в наших «монолитках» найти что-нибудь, как правило, проблема. Первым, на кого я наткнулся, оказался вовсе не труп и даже не Ракитин. Знакомый хмурый верзила в черной форменной куртке патрульного, готовой лопнуть на богатырских плечах, полностью загораживал проем входа на площадку этажа. Меня он в упор не видел, уставившись куда-то в пространство между верхними лестничными маршами и изредка вяло смаргивая — по-моему, он спал самым натуральным образом. Это был не кто иной, как наш «непримиримый борец с уличной преступностью» и большой любитель пива сержант Степан Бульба. Вступать с ним в контакт я посчитал за бесполезную трату времени, поэтому, заглянув в узкую щель между могучим кожаным локтем и стеной, я не громко, но внятно сказал:
