Послышался характерный визг автомобильных покрышек, и у подъезда остановился мощный, светло-салатный японский джип-внедорожник. Синхронно приоткрылись передние дверцы машины, и наружу выбрались уже упомянутый Глеб Нефёдов и неизвестная Петру молодая девушка.
Глеб был видным тридцатипятилетним мужиком: высоким, широкоплечим, статным, с ухоженной чёрной бородкой. Он очень любил – во время исторических «реконструкций» – изображать из себя различных благородных средневековых рыцарей, желательно графов, баронов и маркизов. В этот же раз ему предстояло (главным образом, из-за упрямого нежелания расставаться со стильной чёрной бородой) выступать в роли безымянного казачьего есаула. В дорогу Нефёдов оделся, как и было принято у очень богатых людей с хорошим вкусом: бежевая канадская спортивная куртка, из-под которой высовывался воротник белого исландского свитера толстой вязки, угольно-чёрные вельветовые штаны, грубые горно-туристические ботинки на массивной подошве. Естественно, что всё это было насквозь фирменным и стоило столько, сколько рядовому экономисту – на государственной службе – не заработать и за полгода.
Спутница Глеба, наоборот, выглядела на удивление вульгарно и вызывающе. Тёмно-каштановые волосы с частыми фиолетовыми прядками, собранные в классический панк-гребень. На мертвенно-бледном лице размещался броский макияж: ядовито-розовая помада, сине-зелёные тени, неправдоподобно-мохнатые накладные ресницы, шикарные чёрные брови – не понять, то ли нарисованные, то ли настоящие. Одежда полностью соответствовала косметике: длинная – по точёную щиколотку – расстегнутая норковая шубка, выставляющая на всеобщее обозрение игриво-декольтированный топик, умопомрачительно-короткую чёрную мини-юбку и ярко-красные сапоги-ботфорты выше колен.
«Панкующаяся Джулия Робертс из известного голливудского фильма «Красотка», – мысленно вынес Пётр суровый вердикт. – «Та ещё штучка! Ходячие стервозные неприятности, сопровождаемые экстравагантными и запредельными капризами…».
– Знакомьтесь, дамы и господа! – предложил Глеб. – Это Пьер Бурмин, наш, так сказать, Великий Магистр. А это…
– Ольга! – хриплым фальцетом беспардонно перебила девица и, достав из позолочённого портсигара длинную тёмно-коричневую сигарету, манерно попросила: – Петруша, друг мой сердечный! Угости-ка симпатичную девушку спичкой! Чего столбом застыл-то? Зажигалку, говорю, дай! В моей «Зиппо», понимаешь, горючка закончилась…
– Извините, но я, собственно, некурящий, – смущённо промямлил Петька. – Простите…
– Бог простит! Если, конечно, посчитает нужным…. А ещё обрядился гусарским подполковником, так тебя растак! Да, ну и мужики пошли! Все сплошь некурящие и малопьющие…. Ага, вот же он, спасительный ларёк! Там, надеюсь, продают зажигалки? Я и сама схожу, чего уж там! Вы, милые кавалеры, пока загружайтесь, болтайте, сплетничайте…
Дождавшись, когда экзальтированная барышня отойдёт подальше, Пётр поинтересовался у Нефёдова:
– Где ты подцепил эту райскую длинноногую пташку? Кто она такая? Яркая и типичная представительница столичной «золотой молодёжи»?
– Во-первых, ни «где», а «как», – флегматично уточнил приятель-олигарх. – По разгульной пьянке, стало быть, как и всегда…. А, вообще-то, Ольга очень даже ничего. И как женщина, и как человек. Добрая, умная, начитанная, в меру искренняя, страстная. Правда, немного взбалмошная и чуть-чуть капризная, не без этого…. Так ведь, она полька наполовину! И этим всё сказано: полячки – ужасно ветрены, мечтательны и легкомысленны. Что и подтверждают многочисленные классические романы. Например, «Пётр Первый», вышедший из-под пера знаменитого А. Н. Толстого…. Опять же, Ольга – круглая сирота с восемнадцати лет. Уже два с половиной года гребёт по жизни безо всякого взрослого присмотра. Дедушки и бабушки давно померли, всяких дядей и тётей не было изначально, папа с мамой-полькой успешно погибли в авиакатастрофе, оставив дочери вполне приличное наследство и шикарную четырёхкомнатную квартиру в центре Москвы, на шестнадцатом этаже.… Другая – на её месте – могла бы тут же стремительно заскользить вниз по наклонной плоскости и полностью съехать с катушек. Мужики, наркотики, религиозные секты, прочее…. А моя Ольга – девушка крайне целеустремлённая и на редкость разумная. Да, любит немного покутить, оторваться – до потери пульса – в подпольных казино, пошляться по ночным клубам…. Но, при этом, и учёбу не забросила! Учится на четвёртом курсе МГУ, факультет психологии. Причём, на одни пятёрки, английский и французский языки знает в совершенстве…. А что, старина, она тебе – совсем не приглянулась?
– Да не то, чтобы совсем…
– Пьер, зараза толстомясая и медлительная! Что ещё за дурацкая манера – мямлить и ходить вокруг да около? А? Изволь отвечать чётко и однозначно: что и как! Друзья мы, или где? Скажи ещё, что Ольга – некрасивая и страшненькая? Попробуй только, мерзавец! Голову оторву напрочь – вместе с дурацкими усами-бакенбардами…
– Симпатичная, конечно. Фигуристая, ногастая. Миленький нос-кнопка, задорно вздёрнутый вверх. Только, вот, глаза….
– Что – глаза? Ну, говори же, инквизитор средневековый!
– Глаза большие, очень выразительные, лазурно-синие…. Только холодные какие-то, будто бы заледеневшие на пятидесятиградусном арктическом морозе. И, при этом, чрезмерно самоуверенные. Твоя Ольга, судя по глазам, чётко знает – чего хочет получить от этой жизни.
– И только-то? – беззаботно хмыкнул Глеб. – Тоже мне, нашёл смертный грех! Все нормальные люди имеют перед собой – на долгие-долгие годы вперёд – чёткие жизненные цели-ориентиры. Вот ты, Пьер, чего хочешь? Я имею в виду – в глобальном смысле? Тупо молчишь и глупо лыбишься? Ну, да, конечно! Ты же у нас особенный, загадочный и, прости за дружескую прямоту, не совсем нормальный. То бишь, чрезмерно мечтательный и полностью оторванный от грубой жизненной прозы…. Ладно, заканчиваем глупый и бесполезный трёп, Оля уже возвращается. Ты сумку и полушубок сложи в багажник, да и саблю гусарскую отправь туда же, чтобы мне салон, часом, не испортить…
Дорога давалась нелегко и откровенно скучно: несмотря на утреннее время, Москва стояла в длиннющих автомобильных пробках. Хорошо ещё, что Ольга, действительно, оказалась девушкой общительной, разговорчивой и начитанной, могущей безостановочно – часами – трепаться практически на любые темы. За три с половиной часа, проведённых в пробках, Пётр узнал очень много интересного и познавательного о подробностях светской жизни в России первой четверти девятнадцатого века: кто и с кем – из известных персон – состоял в близком родстве, как было принято ухаживать за знатными дамами, чтобы рассчитывать на сердечную взаимность, как часто полагалось делать визиты к соседям-помещикам…