— Довольно! Довольно! Хорошо! Хватит, убедил! — Это Маруся поспешила осадить разошедшегося «борца со случаем».
— Так. — Павел делает суровую мину, используя ошибку природы: то есть морщит крылья бровей и внушительно строго упирается взглядом.
— Какая же у тебя гарантия, голубчик, от следующих случаев, которые также могут произойти и помешать твоему экзамену: первое, от землетрясения, которое может разразиться и поглотить твою тяжеловесную особу, второе — от кирпича, вдруг сверху сорвавшегося на твою голову, от… и т. д. и т. д. — вплоть до того случая, что я могу, на почве весеннего благорастворения воздухов, вдруг взбеситься и всадить тебе вилку в горло, приняв его за яичницу?..
— Намолол, — улыбается невозмутимо Иван. — По теории вероятностей…
— К черту теорию вероятностей! — кричит Маруська. — Надоела! Ты про нее в день по сто раз лопочешь…
— По теории вероятностей упомянутые тобой случаи могут происходить раз в 2000–3000 лет. Я их не принимаю во внимание. Я объявляю войну только тем случаям, которые повседневны и связаны всецело с нашей расхлябанностью и непредусмотрительностью. Вот, например… подними, пожалуйста, папиросу, она горит… вон-вон там, в углу, на чемодане… может быть пожар… а ты, Марусенька, будь добра, сними сковородку с дверки печки… я понимаю, ты ее убрала туда от кошки, но она пребывает в крайне неустойчивом равновесии, упадет и разобьет тарелку, которая стоит как раз под ней…
— Ха-ха-ха!.. «Борец со случаем»!.. — Маруся сковородку однако снимает.
— Гениально! Изумительно! — бормочет Павел, делая вид пришибленного, но окурок поднимает. — Детектив! Шерлок Холмс!.. Шерлок Холмс — только… наизнанку. Ха-ха-ха…
Иван безмятежно улыбается:
— Почему «наизнанку»? Хочешь, докажу, что и не «наизнанку»? Чудес хочешь, чтобы уверовать?
— Пожалуйста, пожалуйста, Ванюша! — виснет Маруся на рукаве у «Шерлока Холмса». — Ну-ка, расскажи что-нибудь… про нас что-нибудь… Я так люблю слушать!
В серых глазах Ивана — лукавые огоньки. Через секунду вместо них — сосредоточенность, работа мысли, он окидывает зорким взглядом своих собеседников.
— Вот вчера ты…
— Меня оставь в покое! — торопливо перебивает вдруг заерзавший на стуле Павел.
— Нет, уж извини. Хочешь чудес, хочешь доказательств, так слушай: ты вчера имел смычку, — свидание, что ль, — с некой буржуазной дамой…
— Врешь! Врешь! Докажи!..
— … с некой буржуазной дамой. И притом смычку довольно интимного характера… Это, между прочим, совсем не коммунистично…
— Он брешет! Брешет!.. На арапа бьет!.. — кричит Павел, крайне смущенный, обращаясь к рассыпавшейся в беззвучном смехе Марусе.
— Зачем на арапа? Нет. Я даже скажу, что твоя дама — жгучая брюнетка, небольшого роста, очень небольшого. Ну… еще что?..
Под острым, сосредоточенным взглядом Ивана Павел чувствует себя, как раздетый посреди людной улицы…
— У нее длинные отшлифованные ноготки… Одним словом, «элемент»… Может, довольно?..
Маруська на десятом небе от блаженства, но ее смущает немного, что Иван теперь переводит свой взор-кинжал на ее голову, платье, руки, ботинки.
— Подожди, подожди! — кричит она. — Объясни раньше, как это ты Павлушку вскрыл?..
— Хочешь? — обращается Иван к надувшемуся Павлу.
— Очень даже, — ледяным тоном отвечает тот.
— Первое, — отсчитывает Иван по пальцам. — У меня очень тонкое обоняние, от Павлушки же благоухает духами…
— Я вчера в парикмахерской был…
— Неправда, — говорит Иван, а Павел, как черепаха, которую ущипнули за хвост, втягивает голову в плечи. — Ты надушен не одеколоном, а именно духами: мой нос не проведешь… Из наших, конечно, никто не занимается этим делом, следовательно, твоя дама — из «благовоспитанного» общества. Из того же факта, что одежда твоя так напиталась ароматами, следует интимность вашего свидания. Затем… Снимите, Павел Никифорыч, с третьей сверху пуговки вашего френча черненький волосок. Он не ваш, ибо чересчур длинен.
Павел обнаруживает в указанном месте названный предмет, краснеет, пыхтит и вдруг разражается смехом — смех достаточно громок, но недостаточно искренен:
— Ха-ха-ха!.. Молодец!.. Беру свои слова обратно! Настоящий Шерлок Холмс — патентованный… Довольно! Молодец!..
— Нет, нет!.. — протестует Маруся. — Насчет интимности и низкого роста — ясно, а вот откуда «отшлифованные» ноготки?..
— Это сам Павлушка тебе скажет…
Смущенный Павел трет кисть левой руки.
— Царапается, черт, как кошка, — бормочет он.
— Ну-с, примемся за Марусеньку…
— Ну-ка, ну-ка, ого!..
Только что «Шерлок» запустил свои щупальцы на новый объект, как последний, сорвавшись со стула и уронив со стола нож, метеором мелькнул в дверь… Тррр-ты-ты-ты… — посыпались каблуки по лестнице… Ха-ха-ха!.. — вдогонку…
Уговорившись относительно завтрашнего дня, Павел ушел вслед за Марусей. Оставшись один, Иван почувствовал неприятный осадок в сознании. Что-то не по себе было. Стыдно было, вот что.
— Экий я дурак, — соображал он, — словно мальчишка, увлекся сыщицкими наклонностями… Да еще разоблачениями занялся, балда!..
И сейчас же, противореча самому себе, собрал осколки разбитого стекла, исследовал их тщательно, словно они ценились на вес золота, завернул в бумагу.
Так же тщательно осмотрел противоположную стеклянной двери стену. Потом разочарованно свистнул, не найдя никакой нити к загадочному происшествию.
Задумался и в таком состоянии просидел около часа, вопреки своей положительности и рассудочности.
Не оставалось и тени сомнения: палочка исчезла… Не клал он ее в шкап с книгами?.. Конечно, туда и положил… Но там ее не оказалось…
Перевернул комнату чуть ли не вверх дном… обыскал каждый закоулок — даже в туфли ночные заглянул — нет палочки, исчез детрюит.
Комната на ночь запиралась — дверь и теперь на крючке. Крючок массивный, через щелку его не откинешь.
Окно?.. — Окно открыто.
Волосы рвал на себе злополучный изобретатель; ломал пальцы в непроходимо-черном отчаянии… В глотке загор-чило от спазмов… Заскочили глаза внутрь, втянув кожу темными кругами…
Что делать?! Последние гроши истрачены… Нет больше урановой руды. Перебиты-исковерканы химические приборы. Детрюит рождался в муках и, появившись на свет, уничтожил все, что способствовало его рождению.
Выскочил из комнаты…
Дьякон ушел в Наркомпрос, дьяконица — на исходящий-входящий, — перевалило за одиннадцать утра.
Выскочил на двор, потом за ограду, на улицу… И без шапки, с расстегнутым воротом, помчался вниз по Никитской…
