к Сергею Катерина.
— Нет, я больше спелеологией увлекаюсь, — покачал головой Сергей. — Пещеры — это моя слабость.
— Здорово! — восхитилась Сабира. — Вы, наверно, столько же про пещеры знаете, сколько Константин про клады. Расскажите нам?
— У нас тут есть недалеко от Кыштыма одна пещера, — встряла Катерина. — Я там, правда, не была никогда, но от бабушки слышала.
— Да, я знаю, есть в этих краях одна пещера, — проговорил Сергей. — Вообще, здесь же Уральские горы, и пещер должно быть много. Я о них могу рассказывать столько же, сколько Костя про клады, — засмеялся геолог.
— Про пещеры мы послушаем в следующий раз, — решительно сказал Василий Константинович и поднялся на ноги. — А сейчас уже ночь на дворе, всем пора укладываться, завтра у нас тоже трудовой день, перед ним надо выспаться.
Слово хозяина покоса было для всех законом, молодые люди с сожалением поднялись и стали устраиваться на ночлег.
— Катя и Сабира будут ночевать в избушке, а мы, мужчины привычные, переночуем в пологе в спальных мешках на топчанах, — объявил Василий Константинович. — Ночи теплые, не замерзнем.
Катя сразу пошла в избушку, стала разбирать там постель и готовить ее ко сну. А Сабира замешкалась у костра, но через минут десять она тоже присоединилась к подруге.
— Что ты там так долго делала? — недовольно проворчала сонная Катерина. — Завтра вставать рано.
— Да, так ничего. Слушай, как-то это немного странно, — произнесла Сабира.
— Давай завтра поговорим, — Катя на ходу засыпала.
— Ладно, потом тебе расскажу, — согласилась Сабира, но подруга ее уже не слышала. Через минуту Сабира тоже крепко заснула.
Мужчины заснули еще быстрее девушек, им не надо было расправлять постели, они просто проверили полог и повыгоняли комаров, затем улеглись в спальные мешки, и через несколько минут над покосом стояла тишина, изредка нарушаемая уханьем сов. И еще в дальнем лесу через покос что-то светилось в темноте.
Конец XIX века. Южный Урал.
После того, как страшное видение исчезло, Прокофий опустил взгляд на свои руки — он крепко сжимал руками тот самый нож, который только что видел в руках у главаря. Тот самый нож, который, по словам деда, убийца закопал под лиственницей, а Прокофий откопал. Тот самый нож, которым были убиты четыре человека и поставлены хранить сокровище. Прокофий внимательно поглядел на него, нож ничем особенным не выделялся, только рукоятка его была белая с вкраплениями камешков бирюзы. Обычно у ножей делалась темная рукоятка — все равно потом потемнеет. Но этот нож, видно, делался не для работы.
Видение, конечно, очень напугало Прокофия, но зато теперь-то он точно знал место, где был оставлен клад. Мужчина аккуратно положил нож на землю рядом с собой, потер руки и решительно взялся за лопату. Он осторожно сдвинул лопатой скелеты с места и увидел, что они лежат на земле. Здесь-то он и начал копать. Лампа «летучая мышь» давала совсем мало света, но даже его хватило Прокофию, чтобы убедиться, что сундук с сокровищами не может быть зарыт глубоко.
Проработав всего несколько минут, мужчина услышал, что лопата уперлась в скальное основание. Он еще немного прокопал вправо и влево, понял, что никакого сундука здесь нет, и присел отдохнуть и подумать.
«Да, видно, и вправду Серафима говорила, что этот клад заговорен да зачарован, просто так не откроется — раздумывал он. — Сундук-то точно здесь, я это чувствую, но не вижу его. Что же делать?»
Прокофий еще немного посидел в пещере возле того места, где находился невидимый сундук, но придумать ничего не смог, и засобирался домой. Он подобрал нож, аккуратно завернул его в тряпицу и засунул за пазуху, подобрал лопату, лампу, выбрался из пещеры и грустно побрел домой.
А дома Прокофия ждал сюрприз.
Когда Прокофий пришел домой, уже наступили сумерки. Мужчина раздумывал, что бы такое сказать жене, все-таки задержался он гораздо дольше обычного. Однако жена встретила его на удивление спокойно, и ничем не выразила своего удивления долгим отсутствием мужа. Прасковья поджидала его дома за накрытым к ужину столом. За ужином она ограничилась парой общих фраз, а когда муж удовлетворенно и сыто рыгнул, отставив от себя тарелку, спокойно и неторопливо спросила у него:
— Ну, Прокопушка, и что же ты делал в той нехорошей пещере?
От удивления Прокофий потерял дар речи. Он молча, выпучив глаза, смотрел на жену, а она продолжала говорить:
— Да знаю я, знаю, что ты не прииск или куда-то еще, а в пещеру ходил. Проследила я за тобой, каюсь, взяла грех на душу.
— Как это проследила? — обрел, наконец, голос Прокофий. Он не ожидал такой прыти от своей, как он считал, в общем-то, покладистой и недалекой жены.
— Да вот так. Беспокойный ты мне какой-то показался в последнее время. Я уж забоялась, чего-то ты задумал! Вот и решилась проследить за тобой, пошла тихонечко, ты меня и не заметил. В пещеру ту ты сегодня утром ушел. Я-то до нее за тобой пошла, увидела, как ты в нее зашел, да дальше за тобой идти не осмелилась. Решила, что дома тебя дождусь и обо всем расспрошу. Расскажи мне все, Прокопушка, жена ведь я твоя, а не посторонний человек, — закончила Прасковья жалобным голосом.
Раздумывал Прокофий недолго, и рассказал все своей жене. Начал рассказ с истории деда Анисима, рассказал, как нашел потом нож под лиственницей, ходил в пещеру первый раз, поведал жене о своем походе к знахарке Серафиме, и закончил свое повествование сегодняшним походом в пещеру и видением в ней. Говорил он долго, рассказывал все обстоятельно, не спеша. Жена слушала мужа молча, не перебивая его ненужными бабскими возгласами и глупыми вопросами.
— Вот так все и случилось, — закончил говорить Прокофий. — Права была Серафима — зачарован тот клад, а чтобы достать его, страшные дела надо совершить.
— Неужто мы от сокровищ откажемся, Прокопушка? Может, есть какой-то другой путь?
— Нет другого пути! — отрезал муж. — А нож я обратно под лиственницу зарою, пусть там останется. Ладно, давай спать, поздно уже. — Прокофий встал из-за стола.
Жена ничего не ответила, повздыхала только, убрала со стола посуду и снедь, и супруги отправились спать.
***
Серафима проснулась в этот день, как всегда, рано, дел предстояло сделать немало. Последнее время у нее из головы не выходил Прокофий с его ножом, но прошло несколько дней, и Серафима решила, что он сделал так, как она ему советовала.
Она давно привыкла к круговороту нескончаемых домашних дел, привыкла еще с того времени, когда ее семья была большая. Но
