— Ну чего он там? — поинтересовался Димка.
— А, — раздосадовано махнул рукой Сашка. — Даже не извинился за книжку, как будто это так вот принято, хватать чужие книги и убегать. Если бы что-то не очень ценное, я бы послал его и больше никогда не разговаривал, но это хочется вернуть Он, зараза, уже разболтал все Андреасу своему, Андреас хочет купить у меня документы. Только фиг я ему подлинники-то отдам! Пойду сейчас, сниму копии и продам ему копии. Обойдется без оригиналов как-нибудь.
Ему было неудобно перед Дейрдре за свою нетипичную для питерца меркантильность, поэтому он добавил:
— А вам так могу копии сделать. Мне просто не хочется Пашке даром их отдавать, потому что он скотина, каких мало.
— Ой, а можно мы с тобой вместе в Восьмерку пойдем? — оживилась Дейрдре. — Все равно нам делать сегодня нечего.
— Давайте, — живо согласился Сашка. — Дома вам оставаться не советую, на отца иногда такое настроение нападет: он как пристанет к вам, как начнет грузить всякой фигней из серии «у меня жизнь не удалась, я такой плохой и все такое». На стенку полезть можно. Чего-то он долго спит сегодня.. Пойду, посмотрю, как он там…
Дейрдре взялась за посуду. Через минуту в коридоре раздался шум.
— Саш, чего там?
— И не рад, что разбудил… Эх, алкоголик… — Сашка почти нес на себе отца, который что-то невнятно бормотал на тему «А мне в ту-а-лет надо, веди меня в ту-а-лет!»
Найси поморщился: вот не повезло человеку: не отец, а младенец! А Дейрдре сочувственно вздохнула.
— А где «Восьмерка?»
— А вон, — Сашка указал рукой на опрятное, видимо, недавно отремонтированное здание.
Около входа стояли две студентки, курили.
— А где Пашка со своим немцем? — спросил Найси. Он ежился на пронзительном питерском ветру, и прижимал к себе Дейрдре, пытаясь об нее согреться.
Сашка пожал плечами:
— Еще, наверное, не пришли…
Студентки докурили и отправились куда-то, наверное, учиться дальше. Ветер усиливался. Сначала он гнал по тротуару осенние листья и окурки, потом стал драть со стен объявления и афишки. Маша повернулась к ветру спиной, и тут поток воздуха отвесил ей такой подзатыльник, что кепка слетела с головы и, подпрыгивая, покатилась по дороге. Сашка и Найси наперегонки бросились за кепкой. Они смешно охотились за ней, пытались поймать, но, по закону подлости, каждый раз, когда к кепке протягивали руку, она ускакивала дальше. Маша не выдержала и прыснула.
Кто-то сзади нее тоже хохотнул. Она обернулась и увидела Пашку. Ее слегка передернуло: неприятно, когда человек незаметно подходит сзади. Рядом с Пашкой стоял худощавый молодой человек с такими же бесцветными рыбьими глазами.
— Привет, — сухо сказал Пашка. — Это Андреас. А что эти едиоты-ахроноты за шапкой бегают?
— Это не шапка, а моя кепка, — ответила Дейрдре.
Кепка была благополучно поймана Сашкой и передана Найси.
— Ребят, я, к сожалению, не смогу с остаться, — сказал Пашка. — Мне надо бежать на семинар, а вы с Андреасом сами поговорите. Он по-русски шпрехает как мы с вами. Пока!
— Эй, стой, какое «пока»?! — Сашка ухватил его за рукав. — давай отдавай то, что вчера упер. А то я ни о чем вообще разговаривать не буду.
— А, да, забыл, извини, — Пашка невозмутимо полез в рюкзак и достал оттуда две книги. — Вот Библия на французском, а вот еще твой Планфельд…
— Да не Планфельд, а Шмальфельд! — заорал Сашка. — Так ты у меня еще и «Латинскую синонимику» упер! Заррраза!
— Саша, не кипятись, тут у тебя выгодная сделка наклевывается. Возьми книжки, и все, я пошел.
Сашка неожиданно быстро остыл, покорно взял книги и переложил их в свой рюкзак. Пашка помахал всем присутсвующим рукой, как ни в чем не бывало. Кивнув ему на прощание, все четверо прошли в столовую.
Маша задержалась в холле напротив входа, чтобы посмотреть фотки на стенде, а мужчины потопали за подносами и едой.
— Паша мне рассказал, — начал Андреас. — Что ты нашел какие-то документы о той самой Библии…
Говорил он действительно очень хорошо с едва заметным акцентом.
— Да, письма Ле Пеллетье, восемнадцатый век
— Восемнадцатый век, это хорошо. Это интересно. А что-то более современное есть об это книге?
— Современное?
— Да. Я не знаю, сказал ли Паша, но эта книга потерялась в сороковых годах, во время войны.
— Да, он мне рассказывал.
— Для нас эта Библия… ну как сказать? — он задумался, подбирая слова. — Семейная ценность. Большая ценность.
Дейрдре уже стояла сзади с подносом и выбирала свой коржик.Андреас снова задумался и не произнес не слова до тех пор, пока все четверо не подошли к кассе. Народу почти не было, и они устроились с комфортом: пододвинули к столику несколько лишних стульев, куда покидали и сумки, и верхнюю одежду. Сашка вынул из рюкзака папку и бережно раскрыл ее.
— Вот они, письма. Как мы договаривались с Пашкой, я принес оригиналы. Но продать могу только копии. Этой мой семейный архив и для меня он тоже ценный.
— Можно посмотреть? — спросил Андреас. — Не бойтесь, я с ними не убегу.
Нервно усмехнувшись, Сашка протянул ему папку. Немец дотошно и бережно осмотрел каждый листок оригинала, положил на место, потом взял копии, тоже осмотрел, аккуратно сложил в папку и положил ее на стол рядом с собой.
— Сколько ты просишь за копии?
— За каждую — по десять долларов.
К удивлению Сашки, Андреас не стал торговаться. Он неторопливо открыл свой бумажник, пролистал его отделения и вынул три зеленые купюры по десять. Сашка довольно кивнул и взял деньги. Андреас смотрел на папку, лежавшую прямо перед ним и снов заговорил, подбирая слова.
— За это, конечно спасибо. Я хотел получить оригиналы, но, конечно, я понимаю, какая это ценность для тебя. Но эти письма для меня мало чем полезны. Паша говорил, что у тебя есть архивы двадцатого века, нет?
— Есть, — согласился Сашка, — но, во-первых, я их еще не разбирал, а во-вторых… Откуда у моих родных возьмутся сведения об этой книге? Пашка мне рассказал, что твой дедушка нашел ее в Бретани, а не здесь, в Питере, правда?
— Да, — ответил Андреас. — Но у меня есть информация о том, что книга находится в России.
— Да? — Сашкины брови взлетели вверх, он весь преобразился. — Правда? А где?
— Я бы и сам хотел знать, где именно. Я долго выяснял историю этой книги. История очень загадочная. Книга возникала в совершенно неожиданных местах и пропадала. Есть такое объяснение, что этот перевод не одобрила церковь, и кто-то из бретонских епископов проклял и книгу, и того, кто ее перевел, и всякого, кто захочет показать ее людям.
