Андрей хорошо помнил тот разговор. Семнадцатого апреля был его день рождения, но у Гумилева не было желания его праздновать и получать дежурные поздравления. Все, чего он хотел, — провести этот день, как и все предыдущие, в работе, заполняющей его жизнь и не дающей много думать о Еве.
Перед входом в офис Гумилева перехватил Анатолий Краснов. Охрана по привычке попыталась оттеснить его от шефа — того постоянно подкарауливали журналисты, мелкие дельцы и просители разного масштаба. Но Андрей узнал грузного мужчину со свалявшимися седыми волосами, безвольным ртом и бегающими глазами. Он читал об исследованиях Краснова в области биотехнологий: его компания «Русбиотек» разрабатывала нейропротезы, которыми можно было успешно заменять человеческие органы. По большому счету это был огромный шаг на пути к созданию постчеловека, который не будет зависеть от физических увечий и сможет жить намного дольше, чем живут люди сегодня.
— Пусть подойдет, — распорядился Гумилев. — Анатолий Евгеньевич, если не ошибаюсь?
«Надеюсь, хотя бы он не собирается доставать меня никому не нужными поздравлениями», — подумал Андрей.
— Да, все правильно. Андрей Львович, в этот день я хочу вам пожелать успешно продолжать ваше дело… — зачастил Краснов.
«Началось», — расстроился Гумилев.
— Вы для этого меня караулили? Напрасно.
— Простите… на самом деле у меня к вам есть серьезное предложение. Мы можем поговорить? — судя по красным глазам, опухшему лицу и несвежему костюму, у мужчины выдалась тяжелая ночь.
В кабинете Гумилева Краснов, то и дело впадая в истерику, рассказал, что уже больше года играет в казино. То выигрывал, то проигрывал — обычная история. Сам не заметил, как сумма проигрыша стала расти в геометрической прогрессии, а желание взять реванш над казино затягивало его все дальше и дальше. Краснов пошел в банк и получил кредит сначала под залог своего загородного дома. Затем — под залог квартиры, где жила его семья.
— И сколько вы должны? — перервал Андрей поток откровений об ужасах игромании.
— Чтобы выкупить дом и квартиру — четыре миллиона долларов. Это с процентами, — униженно уточнил Краснов.
— И это все?
— Еще миллиона три я должен… разным людям… — голос Краснова почти сошел на нет.
— Они вам угрожают?
— Они всю ночь держали меня в какой-то квартире. Сказали, если не верну долг… они…
— И что вы хотите? Одолжить у меня денег? Я не банк, к тому же я не стану давать в долг игроку. У меня есть множество правил, которые я соблюдаю. Если бы не соблюдал — не сидел бы сейчас перед вами.
— Нет-нет, что вы… Я предлагаю вам мою компанию. Если объединить мои и ваши исследования, можно выйти на совершенно другой уровень разработок. Вы создадите нового человека, который будет жить вечно!
— Я прекрасно знаю потенциал вашей компании. И, признаюсь, она мне действительно интересна. Я готов предложить за «Русбиотек» семь миллионов долларов — это покроет все ваши долги.
— Но она стоит гораздо дороже!
— Я это знаю. Но больше не дам ни копейки.
— Я мог бы продать ее на рынке, но я пришел к вам, Андрей Львович… Потому что я верил: вы правильно распорядитесь всем, что я создал. А вы хотите меня обобрать!
— Не нужно громких слов. Продайте, если сможете, дороже, Анатолий Евгеньевич.
Лицо Краснова сначала налилось краской, оправдывая фамилию. Затем резко побледнело. Андрей даже испугался, как бы его посетитель не свалился здесь с сердечным приступом.
— Вы же знаете, на дворе кризис. Я никому не продам компанию и за семь миллионов. Но это сейчас, когда у всех проблемы. А через год-два, когда ситуация наладится, компания будет стоить в два раза дороже!
— И вы можете ждать два года?
Краснов вскочил.
— Вы же видите, что я не могу ждать ни дня!
— Тогда о чем речь? Берите семь миллионов и решайте свои проблемы. Не я вас поставил в такое положение, и не нужно меня ни в чем обвинять.
— Да, но вы пользуетесь тем, что я в безвыходной, катастрофичной ситуации! Мне буквально нож к горлу приставили!
Теперь Андрей окончательно разозлился. Ему был противен этот униженный, заискивающий человек, который еще смел давить на совесть и взывать к морали. Если бы на его месте был кто-то другой, Гумилев воспринял бы эту историю гораздо проще. Но у Краснова была возможность перевернуть мир, его разработки были уникальны и сверхсовременны. Вместо этого он банально проиграл свой шанс в казино.
— Вы сами себе приставили нож к горлу, Анатолий Евгеньевич. Скажите лучше, сколько вы украли из своей компании?
— О чем вы? — слишком наигранно возмутился Краснов.
— Если я проверю бухгалтерию, то наверняка найду недостачу. Так не будем терять времени. Сколько?
— Несколько сотен… восемьсот тысяч долларов… примерно… — Краснов опять сник.
— Так вот, я погашаю все ваши долги и прикрываю вас от любых проверок. Итого ваша компания обойдется мне почти в восемь миллионов.
— Но я не получу на руки ни копейки!
— Это ваши проблемы.
— Как я объясню все своей семье?
— Придумайте что-нибудь. Вы ведь успешно врали им весь год? Вам не привыкать.
Краснов растерянно вытер пот с толстых щек — вернее, не вытер, а просто размазал ладонями. Гумилев внимательно смотрел на него, в молчании прошла минута или даже больше.
— Хорошо, — сказал Андрей. Толстяк встрепенулся. — Хорошо. Во сколько вы реально оцениваете компанию?
— Пятнадцать… двенадцать миллионов… — пробормотал Краснов. — Вы же понимаете ее перспективы…
— Десять.
— Хорошо, — с облегчением выдохнул Краснов, и Андрей понял, что толстяк вряд ли рассчитывал на такую сумму. — Все бумаги у меня с собой. Угодно прямо сейчас оформить сделку?
— Этим займутся мои юристы, — сказал Гумилев и нажал кнопку селектора.
Когда рассказ закончился, казалось, пространство камеры сжалось. Кто-то из троих был в ней явно лишним. Краснов-старший покрылся красными пятнами.
— Папа, это правда? — медленно и тихо спросил Дмитрий.
Краснов молчал. Тяжело дыша, он судорожно зашарил по карманам, выудил покореженную облатку, трясущимися руками разломал ее и кинул в рот две таблетки.
— Вам плохо? — безучастно спросил Гумилев. Он видел, что мужчина уничтожен, но не испытывал к нему сочувствия. Краснова убивало не подскочившее давление, а сознание собственного позора и чувство вины. Из-за его порочности, слабоволия, трусости и подлости единственный сын вскоре окажется на скамье подсудимых.
Краснов кивнул.
— Папа, это правда?! — с нажимом повторил Дмитрий.
