Родители смотрели какой-то фильм в гостиной. Пробравшись в кухню, Тим вызвал по домашней связи такси. Дождавшись, когда в фильме наступит шумный момент, он выскользнул из квартиры. Дверь не скрипнула – три часа назад он собственноручно, к удивлению родителей, смазал петли маслом. Родители обрадовались. Они вообще теперь часто радовались по мелочам – с тех пор, как в связи с какими-то трудностями у отца на работе (с нового места его уволили, на старое не взяли, и он перебивался временными подработками), семья переехала в многоквартирный хутень на отшибе.
Тим спустился вниз и незаметно встал возле парадной двери. Когда такси прибыло, Тим объяснил шоферу, что ему нужно смотаться в универмаг и обратно, и что он заплатит двойную таксу, и что у него сегодня день рождения. Шофер улыбнулся понимающей эфиопской улыбкой. Когда подъехали к универмагу, Тим попросил шофера «ублажить белого пацана», запарковать вуатюр, и зайти с ним в универмаг. Шофер засомневался, но Тим напомнил о двойной плате.
Уже в универмаге Тим объяснил шоферу, что игровое устройство, которое он намеревается купить, ему продадут только с позволения сопровождающего взрослого родственника.
– Ты мой дядя, – сказал Тим.
– Я твой дядя? – удивился шофер.
– Ты женат на моей тете.
– Ага. А она симпатичная?
– Кто?
– Твоя тетя.
Тим не ответил. Он не любил, когда взрослые иронизируют.
В отделе детской электроники Тим ткнул пальцем, и толстая юная продавщица с ярким прыщом на щеке и отдельным миниатюрным узором на каждом ногде, сняла с полки устройство. Тим вытащил шелковый мешок Нат и вытряхнул на прилавок купюры и мелочь. Две двадцатки он сразу отделил от общей кучи и сунул в карман. Продавщица сосчитала оставшеся, вернула Тиму десятку, пятерку, и несколько монет мелочью, выбила чек, сунула покупку в пластиковый мешок, и заставила шофера подмахнуть какую-то желтую с красными полосками разной ширины форму, и предъявить удостоверение личности.
По возвращении Тим попросил шофера остановиться за квартал от хутеня и сунул ему две двадцатки и десятку.
– С днем рождения, – сказал шофер, улыбаясь.
– Пока, – сказал Тим.
Подождав, пока такси уедет, он залез на знакомое дерево и сунул устройство в пластиковом пакете в дупло.
Дома паниковали на всю катушку, но он был к этому готов, и на вопрос Ашли «Где ты был, подлец?» ответил сходу:
– В библиотеке.
– Ты у меня год из хутеня не выйдешь! – закичала Ашли при молчаливом одобрении стоящего рядом Зака.
Прибежала зареванная Нат с отрезанными волосами – отодрать их от стола у родителей не получилось. Тим с грохотом закрыл и запер дверь в ванную и не выходил оттуда в течении часа. За этот час в квартире вспыхнул еще один скандал – обнаружилась пропажа копилки Нат, исчезли деньи, которые она копила себе на платье «как у принцессы Катрин». Заподозрили Тима. Зак грохнул несколько раз кулаком в дверь.
– Признавайся! – сказал он, когда Тим вышел из ванной. – Ты украл у сестры деньги?
– Нет, – сказал Тим, честно глядя в глаза отцу.
– Она себе платье купить хотела! – сказал Зак грозно. – Как у принцессы Катрин! Как ты посмел!
– Зачем ей платье, она и в своих штанах вонючих страшная, – возразил Тим.
Странная улыбка играла на его лице. Зак смотрел на эту улыбку и не знал, что же ему, собственно, предпринимать – кричать, давать затрещину, отбирать все игрушки – психология сына оставалась для него загадкой. Будь он знаком с Ридси, улыбка Тима помогла бы ему многое понять.
– Благодарю вас, граф, – улыбнулась Верочка Ипатьева. – Как же вы умудрились найти для меня столь дивный плод, как ананас, в этом обширном австралийском захолустье, где, как известно, количество осадков уменьшается с востока на запад от полутора тысяч до трехсот миллиметров в год, бокситы залегают в основном на полуостровах Кейп-Йорк и Айнемленд, среднегодовая температура колеблется в районе шестнадцати и девяноста пяти сотых градусов по Реомюру, а омывающие материк воды богаты головоногими моллюсками?
Из ненаписанногоВалентином Пикулем романа
При посадке не ощутили даже мягкого толчка.
Умеет же, сволочь, подумал Дубстер. Кто-то из непосвященных мог бы усомниться в нужности такого умения. Мягко ли, жестко ли сели – какая разница? Результат один – серая поверхность, холодные звезды, зловещий неприятный неполный диск Юпитера над горизонтом. Но разница безусловно есть, судя по приземлению предыдущей кастрюли два месяца назад. Те тоже шли себе на посадку по всем правилам, но сели боком, да так лихо, что из девяти членов экипажа в живых осталось пятеро, а кастрюля пришла в негодность. Не единичный случай, надо сказать, а когда у тебя вот-вот посадка, а жизнь, здоровье и благополучие твои зависят от господина Доувера, хочется, чтобы таких случаев было поменьше. Белагра! И при благополучном приземлении ничего другого, как уважать этого подонка, не остается.
Также хотелось бы, чтобы гравитация была убедительнее. Невесомость уже испытывали – перед каспом, после каспа, и только что, когда остановили вертелку перед посадкой. Странное поведение предметов в случае малой гравитации выглядит забавно только первое время, и быстро надоедает, и хочется выть на Луну, а Луна очень далеко, не видно ее.
***
Половину экипажа Доувер оставил в кастрюле, а с остальной половиной направился к станции. Никакие тренировки не подготовят человека к гравитации в одну пятую земной. «Кенгурить» – подпрыгивать на двух ногах, передвигаясь таким способом по поверхности – не шибко удобно при ограниченности движений в «глубокопространственных» скафандрах.
Ну, правда, сопротивления воздуха нет, атмосфера никакая. То тут, то там плавают редкие молекулы, вызванные к сепаратному существованию радиационным электролизом. Защиту от радиации теоретически обеспечивает скафандр. Скафандр обогревается батареей за спиной. Датчики следят, чтобы давление воздуха внутри скафандра не увеличивалось и не уменьшалось. Сплошное удовольствие, белагра.
Станция в двух километрах от места приземления. Ближе опасно. Почему опасно – точно никто не знает, и нет никакой охоты уточнять, и без того противно.
Ледяная корка поблескивала тут и там, каменистые плеши отсвечивали серо, маленький солнечный диск, выпроставшись из-за огромного недвижного Юпитера, освещал поверхность и примерно четверть планеты-гиганта. Где бы ты не был на Ганимеде, Юпитер остается недвижим. Ганимед всегда обращен к нему одной и той же стороной.
