— Только быстро.
Ага, щас.
Мыть голову в умывальнике — дело неблагодарное. Если, конечно, это не специальная штуковина с вырезом из парикмахерской… и прилагающейся к ней молоденькой симпатичной парикмахершей. Впрочем, сошло и так — по крайней мере, пять минут спустя отразившееся в зеркале лицо понравилось мне куда больше, чем допомывочная харя.
— Ну, так уже лучше, — подтвердил мои наблюдения Серафим Петрович. — Хоть на человека стал похож, а то, прости господи, форменным упырем глядел. Если б еще переоделся…
— Так сойдет, — буркнул я, падая в кресло и принимаясь рыться в кармане.
— Мои возьми. — Сигаретная пачка с неожиданно противным скрипом скользнула вдоль стола. — А то еще и кабинет провоняешь своей гадостью, как позавчера кухню…
— Так уж и провонял, — усмехнулся я. С точки зрения тетки, «Давыдофф-лайтс» Серафим Петровича был ничем не лучше моего «Честерфилда». Другое дело, если скурить полпачки за час… но позавчера меня опять начало трясти…
— С комендантом общежития уже созвонились, — почему-то во множественном числе сообщил теткин муж, хотя у меня не было и тени сомнения в том, что звонил он сам. — Вот ордер… к нему напишешь заявление и получишь комнату… — Недовысказанное «и наконец-то свалишь из моей квартиры» дымным клубом повисло в воздухе.
— Что, неужто я вас так уж допек? Вроде бы и старался пореже на глаза попадаться…
— Да уж… — пробурчал Серафим Петрович. — Два дня бродишь неизвестно где, на третий являешься… а Маша все это время печенку мне поедом грызет: «Ах, куда там Саня мой запропал опять, ах, не приключилось ли с ним чего…»
— Поздновато спохватилась…
Упрек на самом деле был несправедлив — я сам не писал тетке о своем настоящем месте службы, почти все два года успешно пудря мозги байками о «точке» посреди Забайкалья, — благо в рассказах Коли-контрактника экзотических подробностей могло бы хватить не на полтора коротеньких письма в месяц, а на полноценный роман. Может, правда бы и вовсе не открылась — не приди в башку какой-то дуре из полевого госпиталя идея выслать извещение «ближайшему родственнику».
— Александр! — начал Серафим Петрович, приподымаясь над столом. Должно быть, прочих его верноподданных, типа давешней Леночки, подобный начальственный рык заставлял вытягиваться по стойке «смирно» и преданно жевать отца-командира выпученными на пол-лица глазищами. Но поскольку я по-прежнему сидел в кресле и уделял большую часть внимания сигаретине, грозный босс поник, опал и куда менее начальственно промямлил: — В конце концов, ты сам создаешь себе уйму проблем.
— Опять? — сморщился я. — Серафим Петрович, ну, хоть вы эту песню не начинайте. «Ах, если бы ты не вылетел с третьего курса, ах, если бы ты хотя бы взял белорусское гражданство!» Надоело, б…! Вот здесь уже, — я резко ткнул ребром ладони под подбородок, — эти причитания! В чем я еще виноват, а?! Не скажете?! Что у отцовской «Волги» тормоза в тот день не проверил?!
— Ну зачем же так…
В последний миг я все же сдержался и бросил окурок в пепельницу, пощадив сверкающую лакировку стола.
— Затем… затем, что ничего не просил. Ни тогда, в семнадцать, ни сейчас. И если б теть Маша сказала: а вали-ка ты, племяш, на все четыре…
— Ты прекрасно знаешь, что Маша так сказать не могла. Она действительно заботится о тебе, Александр, и…
— И никак не может взять в толк, что я о себе могу теперь и сам позаботиться!
— Потому что по тебе это не очень-то заметно!
Очередной — пятый или шестой за последние две недели — разговор на повышенных тонах, едва начавшись, уже изрядно мне наскучил. Тем более что было совершенно ясно: во-первых, никаких новых аргументов не прозвучит, а во-вторых, ни хрена мы друг друга не понимаем. И даже не пытаемся, что характерно, — не хотим.
Потому что лично мне глубоко по… барабану проблемы в частности и мировоззрение в общем конторского сидельца по гос-чего-то-там-охране… К слову, только сейчас я запоздало сообразил, что даже не удосужился запомнить название своей новой работы, не говоря уж о том, чтобы выяснить: а чем, собственно, мне предстоит на ней заниматься.
А понять меня Серафим Петрович попросту не сможет. Он-то не вглядывался до рези в глазах в темень леса… сквозь амбразуру блокпоста. Не привык смотреть под ноги, ожидая растяжку…
…не видел, что делает с человеком удачный выстрел «шмеля»…
…и не пытался зажать разорванную осколком артерию, чувствуя, как с каждой секундой из-под твоих пальцев утекает жизнь лучшего друга.
И слава богу, что не сможет. Таких, как я, должно быть как можно меньше! Вернее, таких, как я, быть вообще не должно!
— Короче. — Я потянулся за еще одной сигаретой. — Чего мне сейчас делать? Ехать с этой… Леночкой?
— Еленой Викторовной! — строго произнес Серафим Петрович. — Для тебя она — Елена Викторовна!
Я еле успела поджать ноги, как дверь распахнулась. Звукоизоляция у нее была отличная: ни голосов, ни шагов я не слышала, а крючиться у замочной скважины посчитала ниже своего достоинства.
Саня заметно посвежел — в прямом смысле слова. С мокрых волос капало на плечи, как будто Серафим Петрович хорошенько помакал его головой в унитаз (по крайней мере, мне было приятно так думать). Запах, правда, никуда не делся.
— Что ж, Елена Викторовна, — преувеличенно бодро сказал шеф, — принимай молодого бойца под свое командование. Обижать не смей, но и спуску не давай!
Саню перекосило. Серафим понял, что шутка не удалась, и, не дожидаясь, пока «родственничек» выкинет что-нибудь еще, захлопнул дверь кабинета, как устрица раковину.
«Боец» с кривой гримасой показал ей средний палец.
Я подобралась, готовясь к очередной перепалке, но, к моему огромному облегчению, пальцем Санин протест и ограничился.
— Ну пошли, — буркнул он, разворачиваясь к выходу. И с непонятной мне мстительностью добавил: — Леночка.
Если ты думаешь, что я в ответ стану называть тебя «Санечкой»… Я повторила его жест ему же в спину.
Мой вишневый «Фольксваген-гольф» сиротливо стоял прямо у крыльца: все нормальные сотрудники давно разъехались по домам, а Серафим Петрович жил в десяти минутах ходьбы и заводить машину «для престижа» не желал. Если шефу требовалось срочно куда-то съездить, он вызывал «Волгу» из гаража головного учреждения, Госнежконтроля.
Приветственно пикнув «гольфику» брелком, я уселась за руль. Обожаю свою машинку: маленькая, удобная, послушная, и — главное! — меня в ней совершенно не укачивает, в то время как из шикарной «мицубиси» подруги уже через пять минут хочется выпрыгнуть прямо на ходу.
