— Вот как. Продолжайте, пожалуйста.
— Потом клуб «Лига джентльменов-енохианцев»: он на углу Милдью, напротив ведутся работы. Потом вниз по Сент-Мартин: там находятся Скрэннингтон Бэнк, ювелирный магазин Брандльуида, магазин паросипедов Прайд-Мануши, магазин антиквариата Бойда и галерея Годдарда. Конечно, там еще много всяких мест, но на эти я обращаю особое внимание.
— Траунс, бери Бхатти и пройди его маршрут со стороны Кокспура, — распорядился Бёртон. — Я и Алджи пойдем вам навстречу по Сент-Мартин.
Траунс нахмурился, пожал плечами и спросил:
— Но почему? Что мы должны искать?
— Разве ты не понял? — воскликнул Бёртон. — Эта чертова железяка, — он стукнул тростью латунную фигуру, которая в ответ громко зазвенела, — обыкновенная приманка. Кто-то бросил ее на площади, прекрасно зная, что Бхатти заинтересуется ею, будет изучать, потом позовет помощь из Скотланд-Ярда, и в результате пройдет достаточно много времени, прежде чем он вернется на свой маршрут!
— Вот черт! — воскликнул Траунс. — Ты имеешь в виду, что сейчас совершается преступление? Констебль, вперед!
Траунс отогнал зевак, приказал ближайшему сержанту полиции стеречь механического человека и побежал вместе с Бхатти к концу Кокспур-стрит. Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон и Алджернон Суинберн добежали до края площади и оттуда, сквозь дождь, на Сент-Мартин.
От возбуждения они протрезвели, но головная боль Бёртона только усилилась, и его начало́ охватывать знакомое чувство надвигающегося приступа малярии, подарка Африки. Необходимо немедленно вернуться домой и принять дозу хинина, иначе его ждет очередной приступ и придется проваляться в постели несколько дней. Они прошли мимо полицейского участка на Сент-Мартин и кивнули констеблю Хору, запрягавшему в огромный фургон несчастную лошадь.
Почти все уличные газовые лампы погасли: их чехлы не выдержали ливня. Немногие оставшиеся еще светили, но глубокие тени и проливной дождь сократили видимость до нескольких ярдов.[17] Вскоре они подошли к галерее Годдарда и сквозь закрытую решетку посмотрели в окно.
— Боже милосердный, — выпалил Суинберн, — там картина Россетти, для которой я позировал! Я должен сказать об этом Данте: он будет на седьмом небе от счастья!
Данте Габриэль Россетти[18] был одним из основателей «Истинных либертинов» — самой идеалистической фракции секты либертинов[19] и противовеса печально известным «развратникам». Он также входил в Братство прерафаэлитов — общину художников, утверждавших своей целью создание картин, которые будут воздействовать на «духовный мир» простых людей, что было прямым вызовом текущей пропаганде. Увы, мало кто восхищался ими. Наоборот, пресса высмеивала Россетти, издевалась над ним и его когортой и утверждала, что художники взывают к пустоте, ибо у простых людей из рабочего класса нет, не было и не будет ничего похожего на духовность. Суинберн постоянно общался с членами Братства, несколько раз позировал им и очень удивился, увидев, что Годдард не побоялся выставить небольшое полотно на средневековые темы, которое изображало поэта в виде огненноволосого рыцаря с копьем в руке, сидевшего на огромном коне. Тем не менее картина была наполовину скрыта намного более дорогим портретом покойного Фрэнсиса Гальтона,[20] который, широко улыбаясь, держал в руке шприц, а над ним вилась надпись: «Усовершенствуй себя! Это совсем не больно!»
Здание было темным и тихим, дверь заперта, окно не тронуто.
— Пошли, — сказал Бёртон. — Никто не собирается красть Россетти.
Старомодный брум,[21] запряженный лошадью, — они всё еще встречались на улицах — прогрохотал мимо, окатив их водой, и исчез в темноте. Между тем цоканье копыт лишь усилилось, что никак не соответствовало размерам животного, тащившего карету.
— Мегаломовик, — прокомментировал Суинберн, и Бёртон сообразил, что его помощник прав: тяжелый топот принадлежал не лошади брума, а одному из гигантских животных, выведенных евгениками — фракцией биологов из секты технологистов. Очевидно, один из них стоял где-то неподалеку, хотя стоило Бёртону подумать об этом, как звук растаял вдали.
Лавка антиквариата Бойда на другой стороне улицы тоже оказалась нетронутой.
— Здесь не произошло ничего, — сказал Суинберн, когда они пошли дальше. — Боже мой, Ричард, мы в отчаянном положении: мы оба полны до краев, но не алкоголем.
— Вот и хорошо! — ответил Бёртон. — Я думал, что отучил тебя от бутылки.
— Да, но ты же и соблазнил меня! Ты сам оставался трезвым не больше двух дней после смерти Джека-Попрыгунчика, ха-ха!
— И за это я должен извиниться. Видимо, меня переполнило разочарование от той истории с Нилом.
— Забудь о нем, Ричард: Африка больше не твоя забота.
— Да знаю я, знаю. Просто… просто я жалею об ошибках, которые сделал во время экспедиции. Жаль, что я не смогу вернуться обратно и загладить свою вину.
Мимо них, громко бранясь, быстро прошел человек с зонтиком, который усилившийся ветер вывернул наизнанку. Суинберн искоса посмотрел на друга.
— Ты хочешь вернуться в Африку физически? Или прыгнуть во времени? Что это на тебя нашло? В последнее время ты выглядишь как медведь с больной головой.
Бёртон поджал губы, ударил тростью по локтю и засунул руки в карман.
— Монтегю Пеннифорс.
— Кто это?
— Он был кэбменом, про таких говорят: «соль земли». Он знал свое положение в обществе и, несмотря на все трудности и небольшой заработок, продолжал жить без жалоб.
— И?
— И я утащил его в свой мир. Его убили, и это целиком моя ошибка. — Бёртон посмотрел на друга тяжелым мрачным взглядом. — Уильям Строян, Бербера, 1854-й. Я недооценил туземцев — не думал, что они осмелятся напасть на наш лагерь. А они осмелились — и убили его… Джон Хеннинг Спик.[22] В прошлом году он выстрелил себе в голову, лишь бы не участвовать в диспуте со мной. Сейчас половина его мозга — машина, и он думает чужими мыслями. Эдвард Оксфорд…[23]
— Человек, прыгнувший сюда из будущего.
— Да. И случайно изменивший прошлое. Он пытался восстановить историю, и я убил его.
— Это был сумасшедший Джек-Попрыгунчик.
— Он открыл мне, как будет протекать моя жизнь. Я убил его из чистого эгоизма — сломал ему шею, чтобы не дать даже тени возможности выполнить свою миссию. Я не хотел быть тем человеком, который записан в его истории.
Они пробрались сквозь груды размокшего мусора и фекалий животных. Странно, но краб-чистильщик еще не побывал на этом конце Сент-Мартин-лейн.
