— Вам известно, использовала ли Глэдия Джендера в сексуальных целях?
— А Глэдию вы об этом спрашивали, мистер Бейли?
— Тут нет никакой связи с моим вопросом. Известно это вам или нет? Видели ли вы что-либо сексуальное в их поведении? Сообщал ли вам какой-нибудь ваш робот о подобном? Не рассказала ли вам она сама?
— На все эти вопросы я отвечу «нет», мистер Бейли. Если подумать, то в использовании роботов в сексуальных целях мужчинами или женщинами ничего особенного нет. Обычно роботы не слишком для этого подходят, но люди в подобных случаях бывают удивительно изобретательны. А Джендер вполне для этого подходил, поскольку мы стремились сделать его настолько человекоподобным, насколько возможно.
— Для того, чтобы он мог совершать половой акт?
— Нет. Об этом мы не думали. Мы решали абстрактную задачу создания абсолютно человекоподобного робота — покойный доктор Сартон и я.
— Но такие человекоподобные роботы идеальны для секса, не так ли?
— Полагаю, что так, и теперь, когда я позволил себе задуматься над этим, то Глэдия вполне могла использовать Джендера таким образом. И я признаю, что такая мысль, возможно, пряталась в моем подсознании с самого начала. Если это правда, надеюсь, она получала радость. В таком случае то, что я одолжил ей его, было истинно добрым делом.
— А что, если это доброе дело привело к последствиям, которых вы не учли?
— В каком смысле?
— Что вы скажете, если узнаете, что Глэдия и Джендер были женой и мужем?
Рука Фастольфа судорожно сжала безделушку, а потом уронила ее.
— Что? Какая нелепость! Это юридически невозможно. Дети исключаются, и, значит, просить разрешения бессмысленно. А без этого брак не заключают.
— Юридическая сторона тут роли не играет, доктор Фастольф. Не забывайте, что Глэдия — солярианка и взгляды у нее не аврорианские. Ситуация сугубо эмоциональная. Глэдия сама сказала мне, что считала Джендера своим мужем. Мне кажется, теперь она считает себя его вдовой и еще раз перенесла сильнейшую сексуальную травму. Если вы хоть в чем-то сознательно способствовали…
— Клянусь всеми звездами! — воскликнул Фастольф с внезапным гневом. — Я тут ни при чем. О чем бы я ни думал, мне в голову не приходило, что Глэдия вообразит себя замужем за роботом. Ни один аврорианец не способен вообразить подобное.
Бейли кивнул и поднял ладонь.
— Я вам верю. Не думаю, что вы настолько актер, что способны заморочить меня притворной искренностью. Но я должен был убедиться. В конце концов…
— Нет! Или, по-вашему, я мог предвидеть такую ситуацию? И сознательно устроил это омерзительное вдовство ради какой-то цели? Никогда! Это немыслимо, и я не мог этого измыслить. Мистер Бейли, в чем бы ни заключались мои намерения, когда я отправил Джендера в ее дом, они были самыми лучшими. И подобное в них не входило. Ссылка на хорошие намерения, разумеется, плохая защита, но другой у меня нет.
— Доктор Фастольф, не будем больше упоминать про это, — сказал Бейли. — Зато у меня, возможно, есть разгадка тайны.
Фастольф тяжело вздохнул и откинулся в кресле.
— Вы прозрачно намекнули на это, когда вернулись от Глэдии. — Он посмотрел на Бейли почти с яростью. — Почему вы сразу же не сказали? Неужели нельзя было обойтись без всего… этого.
— Простите, доктор Фастольф, но без всего… этого, мне нечего было бы сказать.
— Ну хорошо. Говорите же!
— Сейчас, Джендер оказался в положении, которого вы, величайший робопсихолог-теоретик во всем этом мире, по вашим же словам, не предвидели. Он давал Глэдии такую радость, что она глубоко его полюбила и считала своим мужем. Что, если выяснится, что, давая Глэдии эту радость, он тем самым причинял ей вред?
— Я не вполне улавливаю смысл ваших слов.
— Послушайте, доктор Фастольф, она старательно это скрывала. А, насколько я понял, на Авроре то, что связано с сексом, никто особенно не прячет.
— По тривидению мы это не передаем, — сухо сказал Фастольф, — но скрываем не больше, чем все другие чисто личные дела. Обычно нам известен самый последний партнер, а если речь идет о друзьях, мы часто знаем, как хорош, как увлечен — или прямо наоборот — тот или другой партнер, а также оба. Это одна из тем дружеской болтовни.
— Да, но вы ничего не знали о связи Глэдии с Джендером.
— Подозревал…
— Это другое. Она вам ничего не говорила. Вы не видели никаких свидетельств. Ни один робот ничего не сообщил. Она хранила это в тайне даже от вас, своего лучшего друга на Авроре. Из чего следует, что ее роботам была дана строгая инструкция ничего о Джендере не говорить, а сам Джендер, несомненно, получил самые обстоятельные инструкции все скрывать.
— Полагаю, что такое заключение вполне логично.
— Но почему она так поступила, доктор Фастольф?
— Солярианское чурание секса?
— Иными словами, она стыдилась?
— Для этого причин у нее не было, хотя, бесспорно, идея считать Джендера мужем сделала бы из нее посмешище.
— Этот момент она могла бы скрыть очень легко, не пряча остального. Предположим, ей как солярианке было стыдно.
— Ну и?
— Стыдиться никто не любит, и она могла винить в этом Джендера — с той нелогичностью, с какой люди всегда стараются возложить на других ответственность за то, в чем, несомненно, виноваты сами.
— Так что же?
— Могли быть минуты, когда Глэдия, по натуре импульсивная, вдруг разражалась слезами и бранила Джендера как причину ее стыда и огорчений. Это могло длиться недолго, тут же сменяться извинениями и ласками, но ведь Джендер, наверное, пришел бы к выводу, что он — источник ее стыда и огорчений. И любое его действие становилось нарушением Первого Закона, а потому спасти его могло только полное бездействие — умственная заморозка. Вспомните историю, которую вы мне рассказывали о легендарном роботе, читавшем мысли, которого довела до самоуничтожения эта зачинательница робопсихологии.
— Сьюзен Кэлвин. Да, понимаю! Вы построили свою разгадку на этой старой легенде. Очень изобретательно, мистер Бейли, но нереально.
— Почему же? Когда вы утверждали, что никто кроме вас не мог бы вызвать у Джендера умственной заморозки, вы же понятия не имели, в какой сложной ситуации он оказался. Точная параллель с ситуацией легенды.
— Предположим, что история Сьюзен Кэлвин и робота, читавшего мысли, не выдумка, а правда. Рассмотрим ее серьезно. И убедимся, что никакой параллели между этой историей и положением Джендера не существует. Сьюзен Кэлвин имела дело с примитивнейшим роботом — в наши дни он даже игрушкой быть не мог бы. И в подобной ситуации исходил бы только из оценки ситуации: А причиняет огорчение, не-А причиняет огорчение — и умственная заморозка.
