Ничто не предвещало беды, а о своих ночных глюках я давно уже позабыл. Но когда в очередной раз я осознал себя в Замке, то сразу же понял: сегодня здесь как-то явно не так. Трудно было не понять. Под спиной чувствовалось нечто мокрое и липкое, в воздухе ощущался противный сладковатый запах, а еще наблюдался непривычный сквозняк. Обычно сквозняков в моих апартаментах нет. Балдахин, так всегда меня раздражавший, куда-то пропал, и от него остались только четыре столбика. Не очень соображая, что творю, я вылез из кровати и вдруг уразумел, что дела обстоят совсем скверно.
Неладно что-то в нашем королевстве.
Ставший уже привычным интерьер претерпел значительные изменения. Дверь моей спальни плашмя лежала на пороге, а прямо на ней стоял растерянный Ольгерд. Гобелен, с изображением любителей экстремального секса оказался забрызганным подозрительными бурыми пятнами, а посередине самой кровати темнело большущее пятно. Пятно жирно блестело. Я пощупал испачканную липкой жидкостью спину, потом посмотрел на руку и убедился, что самые нехорошие мои подозрения верны.
— Его убили на вашей кровати, повелитель. — старший слуга прятал глаза, выглядя угнетенным и подавленным, что совершенно не вязалось с его внешностью и обычной манерой поведения. — Его убили прямо на вашей кровати…
— Так… давай все подробности, — сказал я, с отвращением разглядывая свою руку. — Кто, где, когда. А потом решим, что нам теперь делать. И что случилось с дверью? Ты случайно не в курсе? Вообще-то я привык видеть ее в вертикальном положении.
— Его убили на вашей постели. Пронзили мечом. Стража услышала ужасный крик и ворвалась в ваши покои. Двери оказались заперты, поэтому их пришлось сломать. Существует инструкция, почти закон. И увидели… его… с вашим мечом…
— Кого — «его»? — спросил я, вытирая руку о чистый еще край покрывала. — Ты же видишь, я все еще ничего не знаю. И не понимаю. Есть во что переодеться?
Как постепенно выяснилось из путанных объяснений Ольгерда, «его» нашли на моей кровати насквозь приколотым к матрасу моим же собственным мечом. Причем меч практически вертикально протыкал как «его», так и мою кровать, упираясь в пол. Все сразу узнали тот самый клинок, что обычно висел над моим камином. Вся кровать пропиталась кровью, а на пол натекла здоровенная лужа. Я хорошо знаю свой меч, поэтому, наверное, все пять литров крови, положенные среднестатистическому гражданину, вытекли из этого несчастного. Меня не было, и все решили, что это я приколол беднягу. Как бабочку на булавку. Впрочем, в этом мире нет дурацких привычек кого-либо насаживать на булавки, разве что на рыцарских поединках. Даже во времена Королей смертные приговоры осуществлялись «более гуманно» и без пролития крови — осужденных просто-напросто хоронили заживо: палач связывал их по рукам и ногам, сталкивал в могилу, а потом засыпал землей.
Помнится в детстве, меня не миновало распространенное среди моего возраста увлечение собирания коллекций насекомых. Мы ловили жуков, стрекоз, бабочек, кузнечиков и прочую однолетнюю энтомологию. Я их удушал одеколоном «Спорт» и насаживал потом на булавки, совершенно не осознавая, сколь гнусно и отвратительно поступаю. На моей совести оказалось множество малюсеньких жизней. Такие поступки не должны оставаться безнаказанными — рано или поздно придется расплачиваться за свои мелкие серийные злодейства.
Убитым оказался ни кто иной, как бургомистр города Риан, то бишь бургомистр Столицы Королевства, он же — старшина городского собрания.
Раз уж все знали, что я с ним не очень-то ладил, а недавно наорал на него в присутствии слуг, то никто не усомнился в моей виновности. Никому даже в голову не пришло, что довольно странно — какой-то бургомистр, хоть и столичный, оказывается в постели повелителя Королевства. Вроде бы все должны знать, что у меня никогда не наблюдалось нежной склонности к толстым красномордым дяденькам.
Короче — несчастного бургомистра проткнули на моей лежанке моим же собственным мечом. А раз самого меня не оказалось ни в покоях, ни вообще в замке, все постановили, что я сбежал. Что ж — в логике не откажешь. Убил и сбежал. Тут же меня «отрешили от должности», а власть сразу же прибрал к рукам Столичный Капитул. Причем меня, как преступника, объявили в розыск и вне закона.
Судя по выражению его лица, теперь Ольгерд пребывал в тяжких сомнениях — с одной стороны, он, как добропорядочный гражданин, должен был схватить меня и немедленно препроводить в полицию. Или передать с рук на руки дворцовым стражникам. А с другой стороны, в качестве моего слуги, он был просто обязан оказать мне всемерную помощь, как попавшему в трудное положение.
Посмотрев на сиротливые столбики от балдахина, я силой воли заставил себя собраться с мыслями и произнес как можно увереннее:
— Знаешь Ольгерд, я бургомистра не убивал, — сказал я, переодеваясь в только что принесенную слугой чистую одежду. — Да и зачем? И потом, сам посуди, если бы я его убил, так чего ради мне появляться на месте своего преступления? Чтобы перемазаться в крови?
— Не ведаю, повелитель.
— Я уже никакой не повелитель, сам мне только что рассказал. И я не могу сейчас ничего приказывать, только просить. Поэтому я тебя прошу, помоги. А когда… И если! Я найду настоящего убийцу, то ты сможешь потребовать что угодно. В пределах моих возможностей, конечно. А если меня восстановят в должности, то я сделаю для тебя так много, как это будет в моих силах. Называй меня Алекс и на «ты», как будто мы просто друзья. А пока спрячь меня где-нибудь. Но так, чтобы я все-таки смог уйти, если вдруг будет нужно.
Я тогда не сомневался ни секунды, что в любой момент смогу вернуться назад в Москву.
Ага, сейчас, размечтался!
5. Череп единорога
То, что я размечтался зря, а «завис» здесь всерьез и надолго, если не навсегда, обнаружилось почти сразу, как только я попытался вернуться домой.
Ничего не получалось.
В первый момент я не поверил. Но когда мои многочисленные попытки ни к чему хорошему не привели, мне захотелось завыть и заорать дурным голосом. Усилием воли я подавил в себе данное бесполезное желание, и стал думать. Все-таки наложила на меня проклятие та ведьма в метро. Или просто сглазила.
Оставалась еще смутная надежда, что в этом мире существует какой-то механизм эвакуации «зависших» игроков. Но я сразу же задвинул эту мысль в самый дальний ящик своего сознания, поскольку сам же переправлял сюда разных личностей, желающих исчезнуть навсегда. Пока никто из них не вернулся. Мне, во всяком случае, об этом ничего известно не было. Но те люди сами хотели уйти, а я-то не хотел! Так что надежда оставалась. Но привычка длиною в жизнь приучила меня к мысли, что надежда — напрасное чувство.
