и тишь,
Со мной у границы тьма и туман.
Я иду оттуда…
…и сожаления оплетают ноги, стекают с пальцев непроизнесенные мысли, тишина забила глаза, но я вижу кожей…
потому, что они не…
…Вспышка. Угол просел, тяни. Держу. Перехватила. Фокус на меня… Фокус! на! меня! Приготовиться к откату… Сейчас ударит…
Холодно… холодно…
Мне холодно…
Где я?
Отпустите… отпустите…
Отпуститедайтеуйти…
…не позволили, заперли крик и слова, резали по коже и протыкали живое…
Помню… помню…
Помню, как…
…как ты. Тень. Оттуда. Другой нет. Голос. Младше. И маленькая. Жить чтобы. Нужен свет. Сила ты как. Оттуда.
Свет, чтобы жить…
Где я? Со мной…
… за порогом.
Ты со мной…
Может было совсем не так и мне все снова привиделось, но…
Он нес меня на руках, как ребенка, гладил по волосам и пел что-то тягучее низким гулким голосом, пепел касался кожи и оседал на его щеках морозными узорами, синим, черным, скатывался, оголяя белые-белые кости и снова прорастал мышцами и кожей. Он укрыл меня тьмой и мне стало мягко и тепло, не больно, не холодно. Он спрятал мой свет. Маленький искристый свет, такой же синий, как у него и еще голубой и зеленый. Нет… зеленый — его, бьется в медленном ритме, как сердце. Сердце в руке. Мое.
Удар. Вдох. Вспышка. Удар. Вдох…
Где я? Со мной…
Ты со мной… за порогом.
Он нес меня на руках. Меня и мое сердце. Укрыл меня тьмой. Прятал мой свет.
Удар. Вдох. Вспышка. Удар. Вдох.
Где я? Со мной…
Ты со мной… на пороге.
— Что с ней?
— Эхо. Она поймала эхо того, кого принесли в жертву в этом круге. И еще чье-то. В ней осколок еще чьей-то сущности.
— Чьей?
— Я не знаю! — Так, наверное, стонет мир, или рычит, или дрожит, и я дрожу вместе с ним.
— Она на пороге, я держу ее на пороге, держу себя, ее и этот … порог! А это невыносимо тяжело…
Где я? Со мной…
Ты со мной…
— Прямо здесь?
— Придется здесь.
Поток синего пламени разметал камни и пыль, оплавил поверхность тонкой слюдяной пленкой, застывшей темным зеркалом. Кокон тьмы, укрывавший меня, стек, осыпалась серой пылью платье. Опустившийся на колени некромант одной рукой, человеческой, удерживал меня, а второй, костистой, с длинными фалангами — мое сердце. Сотворенный алтарь был еще теплым, когда его коснулась моя спина.
— Эфарель, — он протянул эльфу старый кривоватый нож с темной костяной, обмотанной тонкой-тонкой кожей рукоятью, покрытым пятнами патины лезвием с иззубреной кромкой и острым, как игла, концом, — нужно много.
Нож мерцал, ему давно не случалось переходить оттуда, чтобы взять.
Альвине опустился напротив, спокойно и как-то буднично, будто делал подобное по десять раз на неделе, подернул рукава и уверенными ровными движениями, погружая лезвие почти на треть, рассек кожу и мышцы от локтя до запястья на обеих руках вдоль, а на запястьях еще и поперек. Оставил нож на коленях, вытянул руки вперед, сложил ладони лодочкой и чуть опустил, чтобы стекало, как в чашу.
— Отдаю свет для жизни, — произнес Альвине и алое смешалось с золотым, а некромант кивнул и отпустил мое сердце.
Где я? Со мной…
Ему нужны были обе руки, чтобы держать…
Подношение потянулось струйкой из чаши ладоней, сплетаясь кружевом вслед за кончиками пальцев. И голос, что пел тягучее снова звучит во мне, вибрирует, отбивает ритм. Узор дробится на капли, расслаивается на алое и золотое. Рука опускается и повторяет линии на моей коже. Чертит острым по ключицам, груди и животу, проводит по бедрам и ступням, метит запястья и ладони. Черные знаки на белой тонкой коже — это красиво. Только лицо остается чистым, на нем нет рисунков, но рука, не удержавшись, невесомо касается щеки. Просто касается.
Где я?
Алое кружево опрокинулось и черное на коже стало золотым.
…За порогом пепел и мрак,
За чертою тени и тишь,
У границы тьма и туман.
Я зову, слышишь?..
Оттуда…
Иди ко мне…
Было страшно, я, по ощущениям, совершенно голая, лежала в луже чего-то холодного и липкого, и вся была в этом холодном и липком. Ресницы склеились, пришлось сделать невероятное усилие, чтобы открыть…
Тусклый синий сверху и мягкий золотистый слева свет на мгновение ослепил, в глазах поплыли пятна, надо мной склонились…
— Где я? — просипела я, слова царапали горло и в груди жгло.
— Ты со мной, — спокойно и немного устало сказал Холин.
— Аааааа! — заорала я, пытаясь сесть и одновременно свернуться в комок, чтобы спрятать… всякое. — Отвернулись! Быстро! Вот тьма… Вот тьма… Что это? Фууу… Что это на мне такое?!
— Моя кровь, — отозвался Альвине, набрасывая мне на плечи часть своего изрядно испачканного парадного одеяния. Я гусеницей умоталась в шелковистое. Плевать, что ткань тут же ко мне прилипла.
Попыталась встать, опираясь на дрожащие от невероятной слабости руки, но босые ступни разъехались. Меня поймал Холин и усадил на обломок непонятно чего — ноги подгибались. Я покрылась пупырышками размером с горох не только от холода. Мастер тоже был в крови. Не весь, как я и как мне сразу показалось, но руки едва не по локоть, вон на шее потеки и на лице…
Эфарель невозмутимо перевязывал жуткие лениво сочащиеся порезы пущенным на бинты поясом. Встал. Его слегка повело и эльф, будто так и было задумано, оперся о стену, локоть меленько подрагивал.
— Как думаете, ваше… наше показательное выступление засекли?
— Вполне возможно, я не экранировал, не до того было. Может, маскировка, которую возводили авторы рунного круга еще и работает, но первый переход засекли точно. Там же ползала магов было. Да, кстати, не мешало бы тут… почистить. Сделаете милость?
Эльф пожал плечами, и щелкнул пальцами. Вспыхнуло.
— Эфарель, тьма порога! — взвыл Холин, прижимая руку к глазам. — Вы мне чуть глаза не выжгли.
— Свет очищения опасен только для созданий тьмы.
— А я, по-вашему, фея? Или, вон, она?
Тут я с мастером была вполне солидарна, у меня в глазах тоже блики бегали, а от Эфарелефой одежки, которая была на мне, местами дымило. Внезапно меня сдернуло с камушка, и я оказалась на руках у Холина.
— Может, я понесу? — предложил Альвине, пристраиваясь за шагающим куда-то, предположительно к выходу, некромантом.
— Позер… Вам бы
