Иван сразу не сообразил, о чём речь, но промотал в голове своё последнее высказывание и въехал.
– Типун вам на язык, коллега! – это все, что он смог сказать, но от мысли, что реставратора уже нет в живых содрогнулся.
А подумал Иван со сдержанным оптимизмом следующее: «Неплохо. Позволяем себе слега дерзить, ставим под сомнение начальственные версии… Словом, входим в стадию оперения…»
Леонид Алекссевич Кулик не оставлял надежды провести серьёзные изыскательские работы в районе предполагаемого падений метеорита. Средств не было, подаваемые прошения и служебные записки оставались без ожидаемой реакции. Имеющегося материала даже для предварительных научных выводов явно не хватало, а большая сибирская загадка звала, постоянно напоминала о себе и яркими воспоминаниями о первой экспедиции, и время от времени появляющимися в печати околонаучными, а то и чисто фантастическими заметками.
Именно поэтому летом 1924 года Кулик обратился к С. В. Обручеву с просьбой посетить места близ Ванавары и хоть как-то пополнить скудный разведочный материал. Известный учёный и исследователь в это время был привлечён к изучению геологии Тунгусского угленосного бассейна. При этом он оставался одним из ярых сторонников идеи о необходимости тщательного научного анализа феномена, часто именуемого филимоновским метеоритом. Обручев откликнулся на просьбу коллеги, но выполнить её смог лишь отчасти: экспедиция имела перед собой вполне конкретную геологическую задачу, и серьёзные отвлечения от её решения были просто невозможны.
Селение Ванавара, располагавшееся на одноимённой реке, впадавшей в Подкаменную Тунгуску, представляло собой недавнюю торговую факторию, где в основном происходил обмен всевозможных продуктов с «большой земли» на пушнину. Место предполагаемого падения метеорита отделяло от Ванавары порядка ста километров, что по представлению эвенков – вполне преодолимое прогулочное расстояние. Общение с кочующими в районе фактории местными жителями дало небогатую, но впечатляющую исследователя информацию.
Опрос жителей стал делом непростым, так как быт, традиции, мировоззрение эвенков легли в основу довольно быстро сформировавшегося и явно противоречивого видения тунгусского чуда.
Эвенки без утайки, порой охотно рассказали о гигантских лесоповалах, имеющихся севернее Ванавары, происхождение которых трудно было объяснить какими-либо другими причинами, не связанными с образованием мощной ударной волны. Многочисленные свидетельства, помноженные на здравый смысл, говорили: взрыв был! Но к немалому удивлению столичных учёных эвенки не желали не только указать место падения небесного тела, но и даже обсуждать эту тему – в глазах тунгусов метеорит стал священным.
Местный колорит породил трудно воспринимаемую москвичами и к ним примкнувшими модель: с одной стороны, большой метеорит и его падение, сильный взрыв, лесоповал; с другой стороны, небесное тело священно и место падения – табу. Часть кочующих охотников вообще отрицали факт взрыва. И причина такого «заговора молчания» связана была, скорее всего, не с суевериями, а с элементарным инстинктом выживания: любой повышенный интерес чужаков к тайге – это опасно, чревато разрушением традиций, устоев и, в конечном счёте, зоны обитания. И в этом молчаливом упорстве эвенков вполне можно было понять.
Так вкратце изложил своё видение событий С. В. Обручев. Сеулин терпеливо выслушал и про себя посетовал на недостаток образования. Ему изначально было неловко навязываться на встречу с крупным учёным, но Смагин, срочно вызванный к начальству, поставил вопрос ребром, и выбора не было. Робость прошла – собеседник вёл себя доброжелательно, излагал материал просто и доходчиво.
– При падении такого гигантского тела должна была образоваться соответствующая воронка, – высказался наконец Сеулин. – Такой факт трудно утаить, даже с учётом суеверий и страха перед приезжими. Да и, кроме рассказов местного населения, есть показания приборов, записи наблюдений…
– Безусловно, – согласился Обручев. – Кратер должен быть впечатляющим. Но есть ли он? Леонид Алексеевич предположил: метеорит, столкнувшись с землёй, распался на части… В этом случае, понимаете, о кратере говорить трудно. А что касается приборов… И сейсмографы Иркутска, и барографы Киренска зафиксировали огромную массу, упавшую на землю. В отчётах именно так и говорится. Но давайте не будем фиксировать внимание на этой не совсем научной формулировке, поиграем, – Обручев бросил на Сеулина озорной мальчишеский взгляд, – словами. Приборы фиксируют, – он сделал ударение на последнем слове, – воздействие большой массы или, если хотите, силы на поверхность и атмосферу Земли. А выводы делают люди. В нашем случае сделан вывод о падении на поверхность Земли небесного тела. Однако это могло быть и падение с расколом на много частей, и падение с распылением, и даже взрыв в воздухе. В любом случае действует гигантская масса, возможно в миллионы тонн, с соответствующей кинетической энергией. А приборы этот природный факт фиксируют, и не более.
Сеулин, пришедший с вполне конкретной целью, не заметил, как увлёкся метеоритной темой. Он пытался себе представить, хотя бы общих чертах, что же произошло в далёкой Сибири в том не менее далёком 1908 году. Пытался – не получалось. Он видел и неоднократно ощущал на себе взрыв снаряда довольно мощной гаубицы. Наблюдал, к счастью, издалека, обстрел набережной крупнокалиберной корабельной артиллерией. Стал свидетелем взрыва повозки с боеприпасами, когда ни от повозки, ни от лошадей ни сталось ничего, вообще ни-че-го. А земля дёрнулась под ногами, перекосилась, прогнулась, затем резким толчком вспучилась… и швырнула его, как невесомую пылинку. С того момента он перестал верить в могущество человека. Нет, не так. Он перестал верить в физическое могущество одного человека, оставшись приверженцем неограниченных возможностей коллективного разума.
И сколько там, в повозке, было тех снарядов? Пудов десять-пятнадцать, прикинул Сеулин. Взрыв страшный, а воронка небольшая. Вот если бы заложить фугас, тогда результат был бы другой. Но сотни тысяч или миллионы тонн… Каким же должен быть этот лесоповал? Никто его не измерил, но предварительные прикидки показали: не одна тысяча квадратных километров. Это надо нарисовать хотя бы в воображении, но лучше, конечно, увидеть. Непросто. Геологи мыслят тысячелетиями, миллионными запасами угля или других полезных ископаемых, тысячами квадратных километров тайги… Им легче. Но надо постараться осознать масштаб этого природного катаклизма…
