«Буду бросать, — в который уже раз подумал он, — вот прямо завтра и начну».
Во втором ящике находился запаянный в черный пакет картридж для лазерного принтера, вскрытая пачка белой писчей бумаги с запиской сверху: «Бумагу не воровать, убью!». Там же валялся порванный пакетик со скрепками, несколько цветных кнопок и два железных зажима для бумаги.
В самом нижнем ящике стола не оказалось ничего, кроме щетки для одежды и пары старых кроссовок «Columbia». Видимо Латников использовал их вместо сменной обуви.
Когда последние сотрудники ушли, к его столу подошла Мария Буланова — молодая преподавательница, которой передали часы покойного профессора Карпова. Ничего не говоря, она встала рядом и молча уставилась на Николая.
— Слушай, Маш, какая нынче самая популярная марка сигарет? — спросил Латников, чтобы хоть что-нибудь сказать. Он знал, что с разговаривает с ней на «ты» и называет ее Машей.
— Нашел кого спрашивать! Я не курю.
— А я вот собираюсь бросать, поэтому и спрашиваю у всех, — нелогично объяснил свой вопрос Латников.
— Мои друзья, которые курящие, когда деньги есть, покупают «Diablo» или «Captain Black».
Тут Маша села прямо на его стол, положив ногу на ногу.
— Ну? — спросила она. — Так что? Свечи купил?
— Свечи? — удивился Латников, разглядывая ее красивые ноги с круглыми коленками. — Какие еще свечи?
— Я же просила тебя купить пачку свечей из настоящего пчелиного воска.
— Зачем из настоящего воска? — еще более удивился Латников. — Для церкви что ли?
— Для секса! Нет, ты уверен, что уже полностью здоров?
«У нас с ней что, близкие интимные отношения? — в смятении подумал он, переведя взгляд с коленок на лицо Маши. — Выходит, она спит не только с Луньковым, но и со мной? Вот это будет номер! Но причем тут церковные свечи?»
А вслух сказал:
— Точно здоров, лучше не бывает. Практически родился заново.
— Так что? Как обычно? Или?..
— Маш, я для тебя — все готов, сама знаешь.
«Пока будем отделываться нейтральными и многозначительными фразами, используя ее собственные слова, — решил Николай. — А тем временем ситуация постепенно проясниться. Баба она глупая, поэтому должно получиться».
— В каком плане? — удивилась Маша.
— Во всех иных планах тоже.
— Так идем?
— Идем! Идем, куда ты пожелаешь! — весело сказал Латников, совершенно не подозревая, на что соглашается.
— В смысле — куда пожелаю?
— Короче — идем туда, куда ты хочешь. Лады? Я сегодня делаю все то, что ты мне прикажешь!
— Что это с тобой? — удивленно спросила Маша.
— Как что со мной? Я же поправился, выздоровел! Вполне мог бы клиническим идиотом стать, умственным инвалидом. А отделался только легкой и избирательной потерей памяти.
— Это как в «Джентльменах удачи» что ли? Тут — помню, тут — не помню?
— Типа того. «И не стоит зря портить нервы, вроде зебры жизнь, вроде зебры…». Так, по-моему, пелось когда-то в прелестной давней песенке? Черно-белые полосы судьбы кого угодно могут вывести из равновесия.
— Но полоски эти тоненькие, а когда ваще начинается сплошной мрак, может ты уже добрался до самой жопы? — спросила Маша, явно не ожидая развернутого ответа Латникова.
— М-м-м… — промычал он.
— Что?
— Мудрая мысль! — засмеялся Латников. Оказывается Маша намного умнее, чем он полагал раньше.
— О-о-о-о-о! Ты меня похвалил? Или мне это только показалось?
— Похвалил, и тебе это не показалось. Должен же я тебя, наконец, за что-то похвалить? Во-первых, тебе это будет сейчас полезно, а во-вторых, ты все-таки того заслуживаешь.
— Хорошо. Тогда идем… знаешь куда?
— Куда? Не знаю!
— В ту нехорошую квартиру. Помнишь, я тебе рассказывала?
— Это где творятся всякие безобразия? — сказал на удачу Латников. Слово «нехорошая» позволяло высказать такую мысль.
— Там разрешается снять с себя маску обычного человека, чтобы оказаться самим собой. Там убирают стрессы, накопленные в течение тяжелой рабочей недели, — наставительно произнесла Маша. — Так что, точно идем? Сегодня — пятница!
— И кто там будет сегодня убирать стрессы? Раз пятница?
— Там будет Голдфокс со своей Дитой — это точно. И может прийти еще одна парочка, но тут я не уверенна на все сто. Возможно, придет Мэт. Больше никого, все пойдут в клуб, там сегодня мощное gothic party до утра.
— А что такое Дита и Голдфокс?
— Ты ж ее видел! А Голдфокс это — Лёша, его не знаешь. Я только должна предупредить, чтобы ты не говорил ничего такого, что может их обидеть. А то — знаю я тебя. У них очень нежная душа и ранимые чувства. Да, и ничему не удивляйся там. А я пока забегу домой и прихвачу свои штучки — кто ж мог догадаться, что ты сегодня будешь такой сговорчивый! На Октябрьской встретимся, у решетки. Я тебе позвоню. Мне еще надо помыться-побриться…
Маша позвонила через час и велела быть к семи.
За это время Латников успел съездить домой, принять душ и переодеться в свежую одежду.
Метро жило своей нормальной жизнью. Ходили поезда, вверх-вниз бежали эскалаторы, дежурные «красные шапочки» мирно спали в своих «аквариумах», пассажиры сновали туда-сюда, абсолютно не обращая внимания друг на друга.
— Давно ждешь? — Маша возникла откуда-то сбоку, и Латников не заметил, как она подошла.
— Да нет, только пришел, — соврал он, чмокая ее в специально подставленную щечку. Он был выше ростом примерно на полголовы.
— На, таскать будешь, — сказала она, протягивая ему довольно объемистую сумку с логотипом Адидаса на боку.
— А что там? — удивился он, закидывая сумку через плечо. Ноша не показалась ему особенно тяжелой.
— Увидишь, — подмигнула Маша. — Сюрпрайс! Тебе может понравиться.
Потом они долго ехали на троллейбусе, шли пешком через какие-то пересеченные дворы, и, в конце концов, оказались на пятом этаже большого «сталинского» дома.
Дверь открыл молодой худощавый парень лет двадцати двух — двадцати четырех, в плотно, по фигуре, сидящей эсэсовской униформе с петлицами и витыми погонами штурмбанфюрера СС. Золотисто-желтые волосы доходили ему до плеч, а на голове красовалась эсесовская фуражка с высокой тульей, имперским орлом и мертвой головой вместо кокарды. На ногах парня чернели мягкие кожаные сапоги. По-видимому, форма была надета прямо на голое тело. Это и был, судя по всему, Лёша по кличке Голдфокс. В левой руке «штурмбанфюрер» держал фехтовальную рапиру.
Из комнаты вышла красивая бледная брюнетка с короткой стрижкой «каре» и ярко-красными губами. Девушку облегало черное платье без рукавов с высоким горлышком.
«Дита, — определил Латников. — Хороша, зараза!»
