Но на лице Тары Чейн блуждала злобная ухмылка.
Многие люди не желают делиться своими мыслями.
Ха! У меня есть от этого лекарство.
Ниэя сидел с потерянным видом.
Каштанке и девочкам было наплевать. Но они снова выглядели голодными.
– Нужно отвести нашего нового друга к тебе домой, – предложила Тара Чейн. – Твой партнер будет очень рад встрече с ним.
Вряд ли радость окажется взаимной.
Ниэя Сикс знал много такого, чем не хотел делиться с окружающими.
Мы двинулись обратно на север, я – с отчетливым ощущением, что вокруг нас вьется облако тайных. Остальные, за исключением Ниэи, чувствовали себя расслаблено. Сизе непрерывно болтал, рассуждая, как смерть Страфы может отразиться на моих отношениях – или на отсутствии таковых – с прежней дамой. Несмотря на наличие жены и детей, капитан Сизе был сильно увлечен Тинни Тейт. Дальше флирта он не продвинулся, однако определенно приглядывал за симпатичной рыжеволосой леди.
Я не стал ни ободрять, ни разочаровывать его. Тинни покинула мою личную орбиту – но не эмоциональные воспоминания. Я испытывал вину за наш разрыв. Мне нравилась Тинни. Она была хорошая. Мне бы очень хотелось, чтобы мы остались друзьями.
Тут я вспомнил Белинду Контагью.
Мы остались приятелями.
Однако Белинда – уникум. Безумней прочих.
– Снова трудишься над своей суицидальной программой? – поинтересовалась Тара Чейн.
– А? Над чем?
Тут я понял. Я снова уплыл, покинул ужасную реальность.
– Я не сплю.
Я оглянулся, чтобы посмотреть, где мы находимся.
Мы не сбились с курса. До конюшни Плеймета было всего несколько кварталов. Мне казалось, что я забыл нечто важное, однако я не упустил тот факт, что следовало навестить друга и проведать Крошку Му.
Которой, я полагал, там не окажется. Плеймет был добрым, заботливым и мягким, но еще меньше меня знал о воспитании девочек-подростков. Особенно умственно и эмоционально отсталых.
К счастью, Дин, Паленая и Старые Кости обтесали острые углы относительно нормальной Пенни Кошмарки.
Я ощутил внезапный удар в правый бицепс.
– Ой! Больно!
Но не настолько, насколько могло бы быть, если бы Тара Чейн была моложе и не сидела верхом на лошади.
– Хватит фантазировать. Смерть близко.
– Что? – Я не увидел ничего необычного. Мы находились в квартале от жилища Плеймета, в одном из самых тихих районов Танфера. Наверное, моя стычка с Крошкой Му стала лучшим местным развлечением за последние месяцы. – Что вы имеете в виду?
– Просто пытаюсь привлечь твое внимание.
Кое-что изменилось. К нам присоединилась отчаянно хромавшая Хеления.
– Мозоли, – пояснила она, заметив мой взгляд. – Нужно надевать обувь получше, если Дил продолжит посылать меня в эти бессмысленные вылазки. – На каждом четвертом или пятом слове она корчила гримасу.
– Держись, осталось не более восьмидесяти ярдов. Когда продолжим путь, я пущу тебя на лошадь.
Давно пора было слезть с этого монстра. Все равно приходилось подстраиваться под пеших Сизе и Ниэю.
– Грядут неприятности, – предостерегла Тара Чейн, переключаясь в режим Лунной Гнили. Она не утратила навыков, приобретенных в Кантарде.
Я тоже почувствовал перемену. Воздух трещал от неизбежности, пахло озоном. Это заметили собаки, Сизе и даже Ниэя, равно как и наш невидимый эскорт. Несколько стражников материализовались и окружили нас.
Неизбежность пошла на убыль. Я ощутил раздражение, разочарование и нетерпение, желавшее попытать удачи.
Появились новые красные береты. Они догадывались, откуда исходят эти чувства, и быстро взялись за дело. Несколько мгновений спустя стражники уже преследовали каких-то людей.
Никто из моих спутников не поддался соблазну присоединиться к погоне.
Это вызвало очередную волну раздражения.
Разразившись громовым хохотом, Лунная Гниль продемонстрировала свое истинное положение на Холме.
Она быстро произнесла что-то на демоническом языке, преимущественно состоявшем из скрежета, щелчков и согласных звуков. Над нашими головами возникла живая чернильная тень с многочисленными конечностями. Конечности дергались, тело извивалось, придавая тени сходство со спешащей змеей. Вопль отчаяния раздался где-то между нами и конюшней Плеймета. Лунная Гниль снова заговорила. Сороконожка помчалась за удирающим кем-то или чем-то. Прямо по воздуху.
– Я ждала шанса использовать это с того самого момента, как меня всосало.
«Всосало». Клянусь, именно это она и произнесла, хотя Тара Чейн утверждает, будто на самом деле сказала «с того самого момента, как меня втянули».
Жуткие звуки донеслись оттуда, куда убежала сороконожка. За ними последовал рев паникующей толпы.
– Попались! – прокаркала Лунная Гниль. – Весело, правда?
Она имела в виду не совсем то, что можно было подумать. На середине разговора внимание Тары Чейн переключилось с криков на красные береты, которые вели к нам двух заключенных. Стражники не собирались общаться с нами, а направлялись к Аль-Хару, лежавшему за нашей спиной. Они вежливо кивнули Сизе и подмигнули Хелении.
На арестованных было церковное штатское платье. Воротнички выдавали их профессию. Гражданская одежда говорила, что они не на службе. Они явно водили родство с теми, кого задержали на ступенях Четтери.
Ниэя замер. Побледнел. Уставился на согнутые спины пленников.
– Друзья? – спросил я.
Очевидно, нет.
– Я знаю, кто они такие. Ходят слухи.
С улыбкой, демонстрирующей неотложность визита к стоматологу, Лунная Гниль сообщила:
– Он помечен.
Это я понял. Она обратилась к Ниэе:
– У тебя есть с собой что-нибудь, что, по настоянию босса, ты должен постоянно таскать при себе?
– Я не понимаю.
– Это может быть что угодно. Украшение. Значок. Часть униформы. Носовой платок с монограммой Церкви. Нечто, что тебе дали и велели держать при себе.
Он наконец понял и, повернувшись, вытаращил глаза вслед заключенным.
– Они явились за мной. Возможно, чтобы убить меня!
Ниэя порылся в кармане рубашки и достал раскрашенную дощечку размером больше игральной карты, но меньше гадальной. Она выскользнула из дрожащих пальцев и со стуком упала на мостовую. Каштанка обнюхала дощечку. Шерсть у нее на загривке встала дыбом. Она зарычала.
Помощница и другие поспешно выстроились в цепь на опустевшей улице. Жестяные свистки, находившиеся ближе к источнику неприятностей, снова исчезли.
Ниэя поднял свой смертный приговор и передал Лунной Гнили. Он начал дрожать, да так сильно, что не мог шагу ступить. Это была реакция не на ужас, а, скорее, на разверзшуюся под его ногами бездонную пропасть предательства.
