– Дождись Кожемяку и введи его в курс дела.
– Двигай во 2-ое отделение, – сказал он, положив трубку на рычаг телефона: – Там, Рожков говорит, убийство какое-то необычное. Выясни подробности.
– А сам он чего? – спросил я.
– У него еще четыре адреса, – ответил Сухов и, заметив мое недовольство, добавил: – Не капризничай. Из них два должен был ты отрабатывать.
Я глубоко вздохнул и стал собираться.
– Во 2-ое отделение? – переспросил Туманян и, посмотрев на часы, предложил: – Могу на машине подбросить.
– Вот за это – спасибо, – повеселел я.
Туманян поставил на столик стакан с недопитым чаем и поднялся с кровати.
– Мне пора, – сказал он: – Напоминать о том, чтобы я держал язык за зубами, не надо. С АТС я сегодня же договорюсь, а если понадобится еще какая-нибудь помощь, звоните мне в любое время дня и ночи.
Прямо на глазах он из измученного тревогой за жизнь дочери отца превращался в важного партийного руководителя, которому всех его родственников заменила КПСС.
– До свидания, – сказал нам первый секретарь горкома города Карпова: – Я буду держать это дело на личном контроле.
– До свидания, Евгений Георгиевич, – грустно отозвался Сухов.
– До свидания, – повторил Туманян, подходя к двери номера, и, на секунду выглянувший из-под маски чиновника, Туманян – любящий отец, Туманян – фронтовой друг, добавил уже совсем другим тоном: – И спасибо.
18 часов 30 минут.
На крыльце 2-го городского отделения милиции меня с нетерпением ожидал Рожков.
– Ну наконец-то, – обрадовался он, увидев меня.
– Что тут случилось? – спросил я, проходя вслед за ним мимо окна дежурной части, где за пультом сидел непомерно толстый, что-то жующий майор милиции.
– Чудака одного задержали, – стал рассказывать мне Рожков: – Так он утверждает, что видел, как кто-то откусил голову его приятелю.
Он кивнул в сторону камеры временного задержания, где молодой человек – врач, судя по его белому халату, осматривал зрачки пожилого, бледного до синевы, мужчины, одетого в темно-синюю застиранную рубашку, на которой не хватало нескольких пуговиц, и серые брюки. Сзади его поддерживал подмышки здоровенный сержант. На меня пахнуло резким перегаром.
– И из-за этого алкаша ты весь шум поднял?! – возмутился я: – Папаша допился до белых лошадок, это же и слепому видно!
– Не кипятись. Когда его задержали, он нес в руках отрезанную голову какого-то мужчины.
– Голову? А где остальное тело?
– Пока не найдено.
– Странно. Если он утверждает, что голову кто-то откусил, то как она оказалась у него в руках?
– На вкус не понравилась, вот ее и выплюнули, – сострил Рожков.
– А где сейчас голова? – спросил я.
– Дежурный отправил на судебно-медицинскую экспертизу. Они там до шести часов работают, так что он поспешил с отправкой. Боялся, что опоздает и придется голову до утра в дежурке искать.
– Отправил бы в морг какой-нибудь больницы. Они же там круглосуточно работают.
– Так это же надо “сопроводиловку” писать.
– Понятно, – сказал я: – Значит заключения экспертизы до утра не будет. А что говорит этот, как ты его называешь чудак? Его допрашивали?
– Пойди – допроси. Он, с тех пор, как его доставили в отделение, все время в ступоре. Это когда его патрульные задержали, он орал про какую-то голову, которую, якобы, кто-то откусил. С тех пор он уже три раза сознание терял. А в последний раз у него еще и судороги дыхания начались. Пришлось “неотложку” вызывать.
– Кто его задержал? – спросил я.
– Двое патрульных. Фамилии я не знаю – уточни в дежурке.
В этот момент врач вогнал в плечо задержанного иглу шприца. Как только он стал вводить лекарство, тот дико заверещал, вырвался из объятий сержанта, так оттолкнув его при этом, что милиционер отлетел к решетке камеры и ударился о нее затылком. После этого задержанный нанес врачу сильнейший удар в область солнечного сплетения, а сам заметался по камере, выкрикивая: ”Витька!.. Голова!.. Сожрало Витьку!..Голову!..”
Мы с Рожковым бросились в камеру, но нас опередил сержант. Прихрамывая и держась левой рукой за затылок, он встал на пути задержанного и долбанул его кулаком в лоб. Тот тут же замолчал и, закатив глаза, как подкошенный, рухнул на бетонный пол. Подоспевший, еще не в силах разогнуться, врач осмотрел распростертое тело, пощупал пульс, с уважением потрогал уже начавшую набухать на лбу шишку, и, покряхтывая, констатировал:
– Нокаут.
– Ну я прошел? – обратился ко мне Рожков.
– Иди, – со вздохом сказал я.
– Я бы остался помочь, да у меня сегодня еще четыре адреса.
– Ладно, не переживай. Сам управлюсь.
Когда Рожков ушел, я зашел в дежурную часть и спросил у толстого майора, сидевшего за пультом:
– Кто задержал мужика с отрезанной головой?
– Чего? – не переставая жевать, переспросил майор.
Я повторил вопрос. Челюсти дежурного на мгновение замерли, и он устремил свой взгляд куда-то в запредельные дали. Потом его лицо приобрело осмысленное выражение, а челюсти опять принялись за работу. Толстым, плохо сгибающимся указательным пальцем, он стал водить по раскрытому перед ним журналу учета поступающей информации, беззвучно шевеля губами. Наконец, он произнес, читая, чуть ли не по слогам:
– Неверов и Шорин.
– Как мне их увидеть? – спросил я.
– Чего? – опять не понял майор.
– Где они сейчас? – перефразировал я вопрос.
– А я знаю? – возмутился дежурный.
Я начал терять терпение.
– Слушай ты, гриб-боровик, давай, рожай скорее, – сказал я зло: – Мне нужно поговорить с теми, кто задержал сегодня человека, который нес в руках отрезанную голову. Если до тебя и сейчас не дойдет, завтра я тебе устрою проводы на пенсию! Усек?!
Что бы предупредить выкрики, типа:” А ты кто такой?!”, я сунул ему под нос оперативное удостоверение. Это возымело действие. Майор сорвался со стула, выглянул в коридор о громогласно спросил:
– Кто-нибудь видел Неверова или Шорина?
– Тут мы, – отозвался молодой голос.
– Идите сюда, – позвал дежурный: – Тут товарищ из ГБ хочет с вами побеседовать.
19 часов ровно.
Беседовать с патрульными в дежурке я не стал. Кабинет для инструктажа личного состава оказался незапертым, и мы прошли туда.
– Это вы задержали мужика с отрезанной головой в руках? – спросил я, присаживаясь у стола.
– Мы, – подтвердил сержант Шорин, совсем еще молодой парень. Фуражка на его голове была надета немного набекрень. Я жестом предложил им сесть и продолжил:
– Расскажите поподробнее об обстоятельствах задержания.
Шорин посмотрел на Неверова. Тот кашлянул, пригладил, начинавшие уже седеть усы, и осторожно спросил:
– А что случилось? Мы в рапорте все подробно указали.
– Рапорт-рапортом, – сказал я: – Вы своими словами расскажите. Да вы не бойтесь. Это не для протокола.
– Ну, в общем, дело было так, – начал Неверов, пожимая плечами, мол нам скрывать нечего: – У нас маршрут: Косарева – Димитрова – Буденного. Около 18-ти часов, когда мы шли по улице Димитрова, из арки дома номер восемь и выскочил этот мужик. Я сначала даже не понял, что у него в руках. А он – бегом к нам. Голову отрезанную одной рукой над головой поднял, а другой в арку, из которой выбежал, тычет. Кровь на него льется, а он орет, как резанный:” Там! Там! Витьке голову откусило!..”, а дальше матерно стал выражаться. Потом вдруг – брык, и растянулся на асфальте, а голова к нам покатилась. Ну мы, как положено – “неотложку” вызвали, в отделение позвонили, а дежурный, майор Тюхин, сказал нам, что обе оперативные группы, основная и резервная, на выезде, и чтобы мы сами пока там разбирались. Я вызвал ребят с соседнего маршрута, а тут как раз и “неотложка” подкатила. Им от больницы до того места минут пять всего езды. Врач мужику дал нашатыря понюхать, тот глаза и открыл…
– Тюхин еще настоял, чтобы врач выдал справку о смерти головы, – вставил Шорин. Неверов недовольно поморщился и продолжил рассказ:
