Михаил Черненок - Последствия неустранимы

— Меня интересует: происходят ли в этот период беременности какие-либо серьезные изменения в женском организме?

— Женись — мигом узнаешь все изменения.

— Давай серьезно, Боря. Я почему этот разговор завел… Вчера, когда мы с Олегом заявились к нему домой, Надя в обморок упала. Может это случиться от какого-то психического расстройства, связанного с беременностью?

— При трехмесячной беременности психовать еще рано.

— Боря, а по каким каналам преступник мог раздобыть гранозан? — спросил следователь.

Медников пожал плечами:

— Его в любом колхозе и совхозе, когда Сельхозхимия ведет предпосевное протравливание семян, без всяких каналов хоть пруд пруди. К сведению, ушлые огородники всяческими неправдами умудряются доставать гранозан и тоже применяют его, чтобы овощи лучше росли.

— Хочешь сказать, и в кооперативе «Иня» этот ядовитый препарат мог запросто оказаться?

— Почему бы нет…

Следователь поморщился:

— Загадал Александр Васильевич нам загадку…

Подполковник Гладышев еще раз пробежал взглядом заключение медицинской экспертизы, задумался:

— Что-то не могу припомнить случая, чтобы до Головчанского в нашем районе умирали от гранозана.

Медников повернулся к нему:

— Смертельный исход от этого ядохимиката наблюдается крайне редко.

— Умышленное отравление?

— Не берусь утверждать…

Зазвонил телефон. Голубев доложил подполковнику, что чемодан Головчанского обнаружен в ячейке номер 18, закрытой кодом В-319, автоматической камеры хранения ручного багажа на железнодорожном вокзале. Софья Георгиевна Головчанская в присутствии понятых уверенно опознала не только чемодан, но и находящиеся в нем вещи.

В понедельник Антон Бирюков начал рабочий день с посещения конторы ПМК Сельстрой. О смерти Александра Васильевича Головчанского, как выяснилось, здесь уже знал чуть ли не каждый сотрудник. Сохранить тайну столь серьезного происшествия в небольшом городке оказалось практически невозможным.

В роскошном кабинете с табличкой «Начальник ПМК» Бирюкова принял молодой полнолицый главный инженер, исполняющий обязанности руководителя организации. О своем бывшем начальнике он сразу заговорил в превосходной степени: «Прекраснейший человек был! Талантливейший строитель! Умел выполнять производственные задания в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. Бескорыстно внедрил в производство уйму всяческих рацпредложений. С подчиненными жил душа в душу, но трудовую дисциплину в коллективе держал на уровне. Его слово для рабочих было законом…»

Когда же Антон поинтересовался, на каких условиях работает в ПМК наемная бригада Хачика Алексаняна, главный инженер с внезапной озабоченностью принялся перебирать на столе бумаги, как будто хотел найти в них что-то позарез нужное.

— Откровенно говоря, к этой бригаде лично я не имею ни малейшего отношения, — неожиданно сказал он.

— Как же так? — возразил Бирюков. — Насколько известно, должностная инструкция предписывает главному инженеру командовать производством. Вы непосредственно отвечаете за расход фонда заработной платы и, следовательно, обязаны контролировать работу всех бригад.

— Жизнь часто не укладывается в рамки инструкций. У меня чрезвычайно большая нагрузка. Вдобавок, нынче с самой весны зашились на вводном животноводческом комплексе в совхозе «Победитель». Ну прямо не передохнуть… — Главный инженер наконец бросил перебирать бумаги. — Поэтому Александр Васильевич взял строительство дома, где занята бригада Алексаняна, под свой контроль. Не могу же я не доверять начальнику ПМК. Правильно?..

— Неужто даже об условиях, на каких нанята бригада, Головчанский вам не сказал?

— Ни слова не говорил.

— Странно…

— Как вам сказать… В строительных делах много странного.

— Вы не присутствовали в пятницу при разговоре Головчанского с представителем Облсельстроя?

— Нет, в пятницу я весь день находился в «Победителе»… Собственно, представитель еще не уехал от нас, пригласить?..

— Пригласите.

Главный инженер через секретаря передал распоряжение. Очень скоро в кабинет без стука вошел солидный высоколобый мужчина лет под пятьдесят.

— Глеб Гаврилович Русаков, начальник отдела труда и заработной платы областного управления, — представился он Антону. — Кстати, ваш земляк, уроженец села Заречного.

— Назар Гаврилович кем вам доводится? — чуть подумав, спросил Антон.

— Родным старшим братом. Знаете его?

— В прошлом году довелось познакомиться.

— Наверное, когда магазин в Заречном обворовали?

— Да.

— Рассказывал Назар, как по бездумью какого-то паренька чуть жизни не лишился. — Русаков передвинул поудобнее стул, спокойно уселся и, облокотясь на стол, сказал: — Понимаю, что не ради прошлогоднего случая меня пригласили. Чем могу быть полезен уголовному розыску?

— Расскажите, Глеб Гаврилович, о чем вы говорили с Головчанским в пятницу, — попросил Антон.

— Крутой разговор у нас состоялся… — Русаков потер ладонью подбородок и повернулся к главному инженеру. — Позови Окунева. Иван Иванович был свидетелем того разговора, может уточнить, если я что-то запамятовал.

— Окунев — начальник нашего отдела труда и зарплаты, — пояснил главный инженер и коротко бросил заглянувшей в кабинет белокурой секретарше: — Ивана Ивановича — срочно!

Сутулый Окунев появился на пороге кабинета бесшумно. Перед собою он держал, как щит, потертую кожаную папку. Тихо поздоровался и с виноватым видом, будто предчувствуя нахлобучку, сел поодаль от Русакова. Русаков сразу заговорил:

— Хотя и неловко вспоминать о мертвом с негативной стороны, но приходится… Очень крутой разговор состоялся у меня в пятницу с Головчанским. Соль вот в чем… ПМК строит для своих рабочих восьмиквартирный дом. Головчанский заключил договор с наемной бригадой, установив заработную плату в тридцать тысяч рублей. Мы знаем, что наемным бригадам часто переплачивают, но тридцать тысяч за восьмиквартирный дом — это, извините меня, не лезет ни в какие ворота. Я приказал Головчанскому ликвидировать прежний договор с Алексаняном и пересчитать все по расценкам с аккордно-премиальной доплатой в сорок процентов, плюс премия за ввод, плюс премия по хозрасчету. Признаюсь, такие условия слишком щедрые, но и то… сумма зарплаты оказалась меньше двадцати пяти тысяч. Таким образом, более пяти тысяч рублей Головчанский хотел выплатить Алексаняну, мягко говоря, ни за что. Вот об этом я и сказал Головчанскому. Более того, спросил прямолинейно: «Не греешь ли ты, Александр Васильевич, на этом доме собственные руки?» Головчанский вспылил, но, когда я намекнул, что дело пахнет вмешательством ОБХСС и прокуратуры, стал оправдываться, как нашкодивший ребенок… — Русаков сурово глянул на Окунева: — Так, Иван Иванович, было?