Войдя в кабину, я опустил фильтр на иллюминатор и взглянул вниз, на Землю. Мы находились над Африкой; из-за массива Хоггар поднималось солнце. Орбита станции проходит над полюсами, и мы все время любуемся то восходами, то закатами.
Я думал о Войне в Заливе. О моей войне, которую позже назвали Первой, так как несколькими годами позже началась Вторая Война в Заливе — пожар, который охватил арабский мир и Северную Африку, и докатился до границ Европы и России. Из своей священной Мекки арабы объявили джихад против всего мира, и вскоре я и мои товарищи заставили их пустыни покраснеть от крови. Воспоминания теснились в моей голове. Я видел себя. Молодой, сильный, самоуверенный американец (мне только что исполнился двадцать один год). Мой бомбардировщик взлетает с военного аэродрома, чтобы уронить бомбы в самое сердце Ирака. Компьютерное наведение не подвело. У иракцев нет ни единого шанса против меня — если Бог на нашей стороне, то кто же против нас? Военная база в Бахрейне. Прекрасная темноглазая переводчица Фатима, чье сердце я покорил. Я, неотесанный янки из Канзаса. Тогда мне все удавалось. Я был победителем, а победителям девчонки сами вешаются на шею. Мой отец страшно удивился, когда узнал, что я женился на арабке. Он стал терпимее, когда на свет появился Нейл, наш сын. Думаю, однако, мой отец вздохнул с облегчением, когда мы наконец развелись. Фатима вернулась в Аравию и забрала с собой нашего сына. Иногда мне хочется увидеть его сверху, из иллюминатора станции, и убедиться, что с ним все в порядке. Звучит по-идиотски, но мы не властны над своими желаниями.
В определенном смысле война стала концом целой эпохи. Раньше, во времена моего детства, все было гораздо проще. Все стабильно и предсказуемо. С одной стороны — мы, американцы. Мы хорошие. С другой стороны — русские. Они плохие. Мы сильнее, потому что мы хорошие, только самую малость боимся атомной бомбы. Но потом внезапно Империя Зла пала. Лопнула, как мыльный пузырь. Мы утратили могущественного противника и вместе с ним начали утрачивать наше влияние в мире. Мы разоружались и как будто бы обнажались перед всеми.
В тот год, когда мы с Фатимой поженились, я решил стать астронавтом и начал учебу. Я думал, о человечество вот-вот раздвинет границы родной ланеты и двинется на завоевание новых рубежей. Я не хотел опоздать. Я все еще ощущал себя победителем. Я был очень наивным.
НАСА закрылось в 1999 году, буквально перед моим носом. Наше правительство сказало: хватит, мы ошиблись. Мы не будем осваивать мировое пространство, лучше останемся дома и сэкономим массу денег и энергии. «Колумбия» встала на вечный прикол в Смитсоновском музее в Вашингтоне, а три последних шаттла мы продали Японии. До сих пор помню чувство бессилия, охватившее меня, когда я читал передовицу «Нью-Йорк Таймс». Журналист обозвал эту продажу последних осколков нашей чести «удачной сделкой» и «важнейшим шагом по укреплению национального бюджета».
Пока я переодевался в своей каюте на борту орбитальной станции, я вспоминал с благодарностью Гарри Вилера, нашего старого профессора астрономии. Именно он подал мне идею сменить НАСА на НАСДА, то есть предложить свои услуги японцам. Благодаря ему я исполнил свою мечту и оказался здесь. Правда, не в роли победителя, но никому еще не удавалось всю жизнь оставаться победителем. Отныне я — «Оператор системы жизнеобеспечения и безопасности».
Служба безопасности... Это было простой формальностью. Мой Бог, кто мог угрожать пассажирам орбитальной станции? Кто из этих уважаемых во всем мире ученых мог замыслить преступление? Саботаж? Худшим в ситуации было то, что я совершенно не представлял, что делать дальше. Я ведь всего лишь бывший летчик, а не частный детектив. И если Морияма прав, то ответственность, которая падает на меня, чрезмерно велика. У меня нет ни соответствующих знаний, ни способностей.
Внезапно я понял, что давным-давно мурлыкаю под нос мотивчик времен моей юности: «Тот, кто высоко забрался, будет очень долго падать». Старая, старая песня, я уж и забыл, кто ее сочинил. С этой песенкой я выплыл из каюты и двинулся в путь. В первый момент мне показалось, что на станции внезапно стало жарко. Но я прекрасно понимал, что температура воздуха не изменилась ни на градус. Это был всего лишь приступ страха.
Наша станция собрана из множества модулей. Каждый из них представляет собой цилиндр около тридцати метров в длину и четырех метров в диаметре. Размеры станции ограничены, так как ограничены наши возможности по транспортировке грузов на орбиту. Модули большего размера не подняли бы шаттлы. Сквозь всю станцию проходит так называемый осевой тоннель, который соединяет модули попарно. На конструкциях, скрепляющих тоннель и модули, крепятся солнечные батареи, поэтому стенки тоннеля усилены специальными ребрами жесткости. Осевой тоннель соответствует лестнице в обычном доме. Он по большей части пуст, лишь на стенах закреплены щиты контроля и управления. В тоннель ведут шлюзы с опускающимися переборками из лабораторий и жилых модулей. Обычно эти шлюзы закрыты, переборки поднимаются автоматически, когда к ним приближается человек. Если же сенсоры регистрируют резкое падение давления в одном из помещений, по сигналу компьютера переборки блокируются, отсекая поврежденный модуль от станции.
Таким образом, на космической станции действуют те же законы, что и на океанских кораблях. Всегда есть вероятность столкновения с метеоритом, хотя даже камешки величиной с палец попадаются в метеоритных роях очень редко, но и крошечный небесный снаряд, летящий с высокой скоростью, может нанести станции тяжелые повреждения. Крошечное отверстие во внешней стенке — и мы потеряем весь запас воздуха. В этой ситуации падающие переборки спасут нас от неминуемой гибели.
В невесомости трудно различить «верх» и «низ». На станции Ниппон мы используем в качестве ориентира поверхность солнечных панелей. Часть станции, расположенная над панелями, стала «верхней», а вторая половина, всегда находящаяся в тени,— «нижней». На самом «верху» располагается командная палуба. Ее составляют три модуля. В первом модуле поместился командный центр (иначе — центр управления и ориентации станции, между собой мы называем его «мостиком», опять же по аналогии с океанским кораблем). Рядом расположены два жилых модуля. Четвертый модуль отсутствует. Жилые модули стоят точно друг против друга, а напротив мостика есть лишь короткий тупик с главным шлюзом и пультом управления двумя манипуляторами, которые способны выдвигаться во вне. Эти манипуляторы используются для крепления шаттлов, причаливающих к станции. Воздушный шлюз ведет непосредственно в осевой тоннель. На следующей палубе расположились лаборатории. На осевом тоннеле закреплены сразу четыре модуля. Модуль, расположенный сразу под шлюзом, всегда купается в солнечных лучах. Он отведен под биологическую лабораторию, где изучается влияние невесомости и космических излучений на растения и животных. Сейчас на борту нет животных, и в помещении биологической лаборатории можно увидеть лишь пустые клетки, специальное оборудование и горшки с зеленью.
